В детстве я мечтал стать машинистом. Хотя к технике никакого влечения не имел, меня, простите за каламбур, влекли поезда. Возможно, из-за события, которое произошло со мной летом в 1980 году на узловой станции Козятин-пассажирский.
Кто был в Козятине, тот знает, что там две платформы — Киевская и Шепетовская. На первой останавливались солидные скорые поезда, на второй — по большей части электрички. В Козятине мы всегда садились на первую утреннюю электричку, которую нужно было ожидать с 01.22 ночи вплоть до 5.00 утра. За Бердичевом, на платформе Рачки, жила моя бабушка.
Несколько часов приходилось сидеть в нудном зале ожидания имперского вокзала с гипсовым Лениным. Вместе с такими же, как и мы, беднягами, которые любили среди ночи поговорить "за жизнь", поесть сала с газеты и запить все это " дюшесом". На Киевскую же приходили поезда, и я хотел к ним.
— Мама, мама, — канючил я. — Пошли на перрон... Объявили Дебальцевский!
— Папа, на подходе "Москва – София"! — ныл я. — Там новые спальные вагоны...
Я попросился в туалет
Родители клевали носом, либо читали газету, либо слушали какие-то легенды бабушек в цветастых платках, но самого на перрон не пускали.
Однажды сонная тетя из громкоговорителя объявила прибытие скорого поезда "Киев – Одесса". И я попросился в туалет. Больше терпеть не мог, поэтому прибег к обману.
— Иди, Андрюша, — сказала мама. — Только одна нога здесь...
Я выбежал на Киевскую платформу, залитую сиянием мощных фар электровоза. Красный великан медленно заходил на посадку, из окна выставил локоть машинист. Приближаясь ко мне, этот Молодой Бог Юго-Западной железной дороги СССР выглянул из окна. Увидев мое перепуганное счастливое лицо, он улыбнулся и кивнул мне.
Это было святое причастие, знак наивысшей причастности. Кровь билась в висках, и кружилась голова от счастья, которое следовало запить " дюшесом". Тогда я поклялся, что стану машинистом. Мне и теперь кажется, что еще не поздно.
Комментарии
8