Нортье — голландка. Она научный работник. Говорит, что изучает переработку мусора. Позже я нахожу название ее работы: "Разработка аффектации: э кодома и материальная публика". Что это значит, я точно не знаю, но работа ее — философская и антропологическая.
У Нортье густые брови и круглые очки. На ней нет и следа косметики, одевается она в джинсы и свитера. Ее голос всегда кажется простуженным, говорит она обо всем ровно, спокойно и медленно. Мы познакомились через мою литовскую подругу, которая знает мужа Нортье. Тот родился и вырос в Канаде диаспорным литовским патриотом. Он выступает за чистоту литовской культуры, живя на севере Лондона. Когда они ходят в литовские магазины, она пытается общаться с продавцами на литовском, но он ей не позволяет — чтобы не издевалась над языком. Когда Нортье об этом рассказывает, она низко и медленно смеется, вот так:
— Ха. Ха. Ха.
Мне нравится ее интеллект и невозмутимость. Мы могли бы дружить. Ходить вместе на шоппи нг, например, и оценивать джинсы как антропологический фактор. Я приглашаю ее в гости, за ужином спрашиваю, есть ли у нее братья и сестры. Нортье спокойно говорит:
— Есть брат, он алкоголик. Мы не знаем, где он сейчас. Он был талантливым юношей.
У нее густые брови и круглые очки
Нортье тянется за бокалом. Когда брат начал пить, она ругала его, потом пила с ним, для контроля, и еле вышла из запоя. Оплачивала его долги, находила ему работу, на которую он забивал болт, давала деньги на лечение, которые он пропивал.
Ее откровенность меня поражает: мы почти не знакомы. Возможно, она разговорилась, потому что опьянела, но по ней не видно. Я искренне сочувствую, хотя и не определилась, как реагировать. Может, в Голландии в таких случаях просто кивают головой.
Доев и допив, она прощается и медленно выходит из моего дома. Мы больше не встречаемся.
Комментарии
13