С детства не любила цирк и зоопарк. Дрессированные животные вызывают у меня какое-то унизительное, такое, что о нем стыдно говорить, сочувствие. Дрессировщики смахивают на садистов. Особенно те, которые муштруют котов. Зверей в клетках жаль, как невинно заключенных.
Зверинцы напоминают схему тоталитарного общества. Где у птиц — подрезают крылья. Где величественные львы — питаются падалью. Где бабочки — засушенные. А большие ядовитые гадюки от безысходности, тоски и нехватки жизненного общения иногда выбирают в друзья мышь, брошенную в террариум в качестве живого корма.
В зоопарках радовались разве что разные мелкие, наподобие шимпанзе, мартышки. Кажется, только им жизнь в клетках — по кайфу. Мартышки дерутся, спариваются, визжат, воспитывают детей, развлекаются, бросая в публику фекалии.
Горилла поднял руку и помахал в ответ
В прошлом году, посмеявшись над обезьяньей мелкотой, мы подошли к последней клетке. Там сидел огромный черный горилла. Кожа на его лице матово лоснилась, словно обивка на сталинском диване. С того лица на нас смотрели невероятно грустные и мудрые человеческие глаза. Стояли молча и оцепенев. Друг против друга. Мы и большой грустный примат. И тут моя, тогда еще 11-летняя, доченька Леська вдруг заплакала и сказала:
— Пошли отсюда. Я больше никогда не пойду в зоопарк.
— Держись, — сказала я горилле. — По-ка, — и помахала рукой.
Не отводя взгляда, он поднял руку и помахал в ответ.
Уже год меня мучают сомнения: идти или не идти опять в зоопарк? С одной стороны — больно и тяжело. Но с другой: а вдруг горилла грустит и ждет нас? Словно узник, ожидающий свидания с друзьями.
Комментарии
3