В нашем дворе, вспоминаю, был мальчик лет 5, которому не было с кем играть, потому что все ребята вокруг были по крайней мере вдвое старше. Его звали Орчик, то есть, по-галицкому, Орест. Мы иногда ставили его на ворота, когда играли в ды р-ды р, и он мужественно подставлялся под удары мячом, аж пока кто-то не расквашивал ему нос. Игра на том заканчивалась, потому что с четвертого этажа выбегала, оря, тетя Нюся, и мы разбегались кто куда, спасая собственные уши, затылки и, главное, мяч.
Словом, толку от Орчика не было никакого— он не мог ни взобраться на дерево, ни попасть по мячу, ни убежать от сторожа, когда мы лазили в Ботанический сад. Зато он добросовестно закладывал нас родным — не со зла, а просто потому, что был слишком маленьким и рассказывал абсолютно все, что видел — и кто разбил окно, и кто что своровал на автозаводе, и кто разрисовал рыжего Ицикового кота тигровыми полосками.
Мы держались бы от него подальше, если бы он не подкупал нас мелкими взятками
Мы вообще держались бы от него подальше, если бы он не подкупал нас мелкими взятками. Это могли быть остатки пирога, конфеты, игрушки, почтовые марки — он отдавал нам все, что у него было, лишь бы мы взяли его в свое общество. А как-то он притащил целую коллекцию старинных монет, и мы тут же их разыграли в "цок". А потом его родители пожаловались нашим, и нам пришлось вернуть те злосчастные монеты, в частности и довоенную польскую злото вку, которую я честно выиграл у Вовки Никитина.
Это воспоминание помогает мне сегодня спокойнее смотреть на нашего донецкого " орчика", который раздает все подряд старшим ребятам — то Медведеву, то Гундяеву, то Обаме, — лишь бы они взяли его, беднягу, в свое общество. Вот только поменять назад стеклянные бусы на золотые слитки будет довольно сложно. Куда сложнее, чем довоенные польские монеты.
Комментарии
8