С Биллом, старым хрычом номер два — хозяином, у которого я сейчас снимаю комнату, — меня свела общая знакомая, литовская писательница. "Не знаю, подойдет ли это тебе, — предупредила она. — У тебя же много вещей..."
Вещей у меня в действительности не так много. Книги, одежда, соковыжималка — вот, в принципе, и все. Когда я жила у Дэвида, старого хрыча номер один, то у меня вообще был один чемодан. Но у хрыча-два нужно жить вообще без вещей.
У Билла есть все. У него есть коллекция советской хамсы, кильки и шпрот. Пол на кухне загроможден турецким пивом, шотландской минералкой, между которыми виднеется бутылка крымского "Алиготе" 1985 года: этикетка к ней прилеплена скотчем, потому что уже распадалась в пыль. Повсюду какие-то фарфоровые русалки, пионеры и рыбки с советских комодов 1980-х. Покрывается пылью бархатный в разводах пиджак, сшитый из портьеры крымского дома отдыха: у хрыча много друзей среди украинских и грузинских художников и он бережет их иронические подарки.
Хрыч покупает такие же оливки, как и я, и ошибочно ест мои
У нас с ним одинаковый вкус. Хрыч покупает такие же оливки, как и я, и ошибочно ест мои. Он любит такую же утиную грудинку и кладет ее на мою полку в холодильник. Ему по вкусу тот же французский хлеб и польский хрен. Он ныкает мое оливковое масло, думая, что это его. И постоянно куда-то прячет мои банки-стаканы на кухне, чтобы не закрывали три тыквы, художественно размещенные на комоде. Он думает, что однажды я пойму намек, куда-то спрячу свое барахло и перестану претендовать на место в морозилке.
Но я просто выжидаю в засаде. Однажды он поймет, что его тыквы окружены моей свеклой, а его мороженые телячьи отбивные спрятаны под моими пельменями, купленными в магазине "Матрешка" на Голловей-роуд. И осознает: эту войну ему не выиграть.
Комментарии
35