"Река все густела и густела от черной каши из людей"

Битва за Днепр длилась с августа по декабрь 1943 года. В ней столкнулись лучшие полководцы СССР и Третьего рейха.

С советской стороны — командующие Воронежского фронта (с 20 октября 1943-го — Первого Украинского) генерал Николай Ватутин и Степного (Второго Украинского) — генерал Иван Конев. Верховного главнокомандующего Сталина представлял Георгий Жуков. С немецкой им противостоял командующий группы армий "Юг" фельдмаршал Эрих фон Манштейн.

Впоследствии фельдмаршал вспоминал, что еще в самом начале 1943-го он предлагал Гитлеру начать возводить на правом берегу Днепра оборонную линию. Однако тот был категорически против. Потому что это, во-первых, негативно повлияло бы на боевой дух солдат — они бы стремились отступить за оборонную линию. Во-вторых, Гитлер считал, что лучше направить ресурсы на строительство "Атлантического вала" — против англо-американских войск. Возводить "Восточный (или Днепровский) вал" немцы начали лишь 11 августа. А уже 15 сентября фон Манштейн приказал своим войскам, которые едва сдерживали советское наступление, отступить на линию Днепр – Мелитополь. За это время удалось построить легкие укрепления. Однако широкая река и ее высокий правый берег сами по себе были удобным рубежом обороны.

При отступлении немцы применяли тактику выжженной земли. В зоне 20–30 км перед Днепром уничтожали все, что могло пригодиться противнику. После войны фон Манштейн пытался оправдать это тем, что советские войска, отступая, поступали так же. Фельдмаршал вспоминал, что за его армиями с Левобережья пошло несколько сотен тысяч гражданского населения. Немцы планировали силой эвакуировать всех мужчин призывного возраста — 17–55 лет. Однако сами едва успевали отступить, поэтому приказ фактически не выполнялся. С немцами отходили лишь те, кто сам этого хотел.

В двадцатых числах сентября советские войска вышли к Днепру на фронте длиной свыше 700 км — от Запорожья до белорусского местечка Лоев. Сразу принялись форсировать реку. Первый плацдарм захватили 22 сентября севернее Киева. До конца месяца на правом берегу были уже 23 плацдарма. Кроме того, 24 сентября в районе Канева высадился 10-тысячный воздушный десант. Впрочем, вскоре он был разгромлен.

Бои за удержание и расширение плацдармов шли до конца октября. В эти дни советские войска понесли чуть ли не наибольшие потери за всю войну. В начале октября в дивизиях, которые принимали участие в боях за днепровские плацдармы, осталось 25–30% личного состава.

Над берегом звенел командирский мат

— Двадцать пять тысяч входит в воду, а выходит, на той стороне, три тысячи, максимум пять, — вспоминал российский писатель Виктор Астафьев, участвовавший в форсировании Днепра. — Через пять-шесть дней все это всплывает. Представляете?

Эти события он описал во второй части романа "Проклятые и убитые" — "Плацдарм": "На заречный остров попали люди, уже нахлебавшиеся воды, почти сплошь утопившие оружие и боеприпасы, умеющие плавать выдержали схватку в воде пострашнее самого боя с теми, кто не умел плавать и хватался за все и за всех. Достигнув хоть какой-то суши, опоры под ногами, пережившие панику люди вцепились в землю и не могли их с места сдвинуть никакие слова, никакая сила. Над берегом звенел командирский мат, на острове горели кусты, загодя облитые с самолетов горючей смесью, мечущихся в пламени людей расстреливали из пулеметов, глушили минами, река все густела и густела от черной каши из людей..."

Чтобы поднять боевой дух войска, Ставка верховного главнокомандующего — то есть Сталин — приказала: из каждой роты бойца, что первым ступил на правый берег Днепра, представлять на Героя Советского Союза. До конца 1943-го таких было 2438. Для сравнения: на протяжении 1941–1942 годов эту наивысшую советскую награду получили лишь 519 бойцов и командиров. К новоиспеченным героям сразу прицепилось насмешливое прозвище "днепровский герой". Такое отношение в известной мере можно объяснить тем, что среди них было 47 генералов, 1123 офицера и только 1268 сержантов и солдат.

Для жителей едва освобожденных городов и сел Левобережья были другие аргументы: они должны были "смыть позор пребывания на оккупированной территории".

"Когда Красная Армия отступала из Украины, то многие солдаты из местных жителей, проходя мимо родных сел, запросто бросали винтовки в канаву и шли "додому". "Пропади она пропадом эта власть!" — сплевывали они вдогонку отступающим частям. Когда Красная Армия начала изгонять немцев с Украины, то "домоседов" быстренько собирали, — этим занимались даже не военкоматы, а сами командиры передовых частей, — совали им снова винтовки в руки и, даже не переодев в шинели, в чем были — в первую линию боя! Их так и называли — "пиджачники". Берега Днепра, как весенними цветами, пестрели трупами в разноцветной гражданской одежде", — пишет Григорий Климов в автобиографической "Песне победителя".

Были это не только те, кого немцы осенью 1941-го просто освободили из плена, — 277 тыс. красноармейцев-украинцев, и те, кто дезертировал из Красной Армии, но и молодежь, которая в начале войны еще не подлежала призыву. Неподготовленных и плохо вооруженных, их бросали в бой фактически как бойцов штрафных батальонов. Обычно даже не брали на военный учет, — чтобы впоследствии можно было уменьшить статистику потерь. В сентябре – октябре при форсировании Днепра из почти 300 тыс. "пиджачников", по приблизительным подсчетам, погибли 250–270 тыс. Задекларированные общие потери советских войск в битве за Днепр — около 380 тыс. Украинцев в этой битве использовали в качестве пушечного мяса.

Огромные жертвы при форсировании Днепра принято объяснять тем, что Сталин хотел получить Киев до 7 ноября — годовщины Октябрьской революции. Однако это лишь часть правды. Потому что мобилизованных жителей только что освобожденных территорий сразу бросали в бой и до битвы за Днепр, и после нее.

Украинские писатели Николай Бажан, Андрей Малышко и Александр Довженко были на фронте корреспондентами и видели бойню над Днепром осенью 1943 года. Якобы первые двое подбивали Довженко, общавшегося со Сталиным, рассказать ему обо всем. Но говорил ли что-то Довженко — точно неизвестно. Хотя в своем дневнике в ноябре 1943-го записал, что "в боях гибнетмножество мобилизованных в Украине освобожденных граждан. Они воюют в домашней одежде, без всякой подготовки, как штрафные. На них смотрят как на виноватых".

Писатель-фронтовик Олесь Гончар о днепровской бойне 1943-го вспомнил в романе "Собор":

"Вскоре на толоке молодые лейтенанты строили их отцов, мобилизованных второй раз, одетых еще в домашнее, несолдатское. "Пиджаками" называли их некоторые шутя, но почему-то это было обидно. С утра и до вечера высиживала Вирунька с ровесниками около толоки, все смотрела, как ловкий молодой лейтенант с медалью "За Сталинград" учит их отцов маршировать, поворачивать правое плечо вперед и делать шаг на месте. Волновалась все время душой за папочку, глядя, как он неумело, хотя и старательно выполняет эти упражнения. (...) Некоторые из командиров относились к только что мобилизованным пренебрежительно, подгоняли их грубыми окриками, обзывали чернорубашниками, и что все вы, мол, на Украине такие, воевать в 41-ом не хотели, сидели на печках. (...)

А затем как-то утром выбежала Вирунька с подружками на толоку на отцов своих смотреть, а тех уже как и не бывало... Растерянные стояли дети, потрясены были и тетки, пришедшие из близких и далеких сел, никого не заставшие. Хотя сказано было им, что будут в этот день запасников переодевать, и домашнее нужно забрать домой. А вышло, что не стали и ждать армейского, так, в пиджаках, в домашнем, и брошены были они, чернорубашники, на Днепр, повели их туда лейтенанты ночью. А от Днепра гудело, там небо дрожало все время...

В тот же день малышня, с ними и Вирунька, сговорившись, тайком от матерей отправились вслед за отцами к Днепру... Грохота боя уже не слышно было. И никого не видно. Были только немые заднепровские горбы, пологие склоны, зеленевшие озимью, а по склонам, по этому зеленому везде темные крапинки, крапинки, крапинки... Стояли дети уставшие, затаившиеся, оторопев, смотрели на ту сторону Днепра, все не могли понять: что это за крапинки по зеленом? Воронки, следы мин, следы взрывов или... И вдруг просто онемели от страшной догадки: да это же они! В пиджаках! Отцы наши!!!".

×