Деление на своих и чужих уже давно определяется не политикой, а войной

Если тебе есть что сказать – не следует бояться говорить

Поймал себя на мысли, что почти все, прочитанное в последнее время в украинских авторов, так или иначе связано с войной. Даже если война не присутствует в тексте напрямую, она обязательно всплывает где-то опосредованно. Даже когда автор пишет что-то откровенно и демонстративно "не о войне", война все равно проступает довольно четким контуром, правя авторский замысел, ну или как минимум - деформируя его.

В конце концов, ничего удивительного. Война оказалась той травмой, которая, по большому счету, определяет сегодня наше поведение, влияет на наши решения, на наши поступки, на нашу эмоциональность. Даже если мы ее не замечаем. Даже если делаем вид, что нас она не касается. Касается, конечно касается. И будет касаться еще долго, - пишет Сергей Жадан для "Радио Свобода".

Вот это разделение на своих и чужих, оно же давно определяется не политикой. Оно определяется именно войной. Можно ли доверять своему случайному соседу в купе или автобусе, или это потенциальный враг? Можно ли быть откровенным в компании, или лучше придержать свою правду при себе? Стоит ли напрягаться, когда с тобой заговаривают о новостях, или все спокойно? Это все война, которая выходит далеко за пределы линии фронта, касаясь и инфицирует всех вокруг. Понятное дело, что литература не может на это не реагировать. Было бы плохо, если бы не реагировала.

О войне пишут все. Бойцы и волонтеры, репортеры и активисты, поэты и депутаты. За четыре с половиной года появилась целая библиотека, посвященная украинско-российскому вооруженному противостоянию. Тогда, в начале, весной 14-го, появлялись преимущественно стихи, некие рефлексии прямого действия на увиденное или услышанное (чаще, правда, на услышанное или вычитанное у кого-то). Потому репортажи, дневниковые записи, посты в социальных сетях - тексты, которые традиционно рассматриваются вне "литературного формата". Парадоксально, но именно они, как представляется, составляют сегодня едва ли не самые интересные свидетельства и реакции на эту войну.

Романы, в конце концов, тоже начали появляться. Однако, говоря по совести, наши романы о войне преимущественно написаны пока что так, будто они начали писаться еще до войны. А здесь боевые действия, и новые сюжеты, и новые локации, и об этом необходимо писать, но пишется все это во многих случаях еще тем, довоенным языком.

Опять же, критика, оценивая эту нашу новую литературу, посвященную событиям на Донбассе, пишет о ней тоже, по большому счету, на довоенном языке, выдвигая критерии, которые кажутся не совсем уместными, и давая оценки, которые звучат, мягко говоря, не всегда адекватно.

В конце концов, мы все отстаем от времени, отстаем от истории. Для себя придумывая при этом кучу объяснений и оправданий - мол, о войне следует писать только по ее завершению, мол, нужна дистанция, чтобы говорить о таких глобальных вещах более объективно, мол, следует просто подождать. К счастью, далеко не все согласны ждать, фиксируя ход истории уже сегодня, делая ее, истории, моментальные отпечатки, пытаясь поймать этот странный и слабый ритм - ритм времени, ритм памяти. Кому-то это удается более убедительно, кому менее, но что-то подсказывает, что мы по инерции не успеваем не только проговорить то, что сегодня является важнейшим - отчасти мы не успеваем услышать и прочесть даже то, что говорится.

Собственно, о чем я. Недавно вышла книга об обороне Луганского аэропорта весной-летом 14-го. Книга-хроника, состоящая из воспоминаний, свидетельств, интервью и дневниковых записей десятков непосредственных участников тех событий - украинских военных, волонтеров, священников - тех, кто вряд ли сядет писать свой отдельный роман по всем законам жанра, однако есть что добавить к такой вот хронике, добавить свой голос к этому многоголосию, из которого создается действительно важное и трагическое текстовое полотно. Мне вообще кажется, что наша нынешняя реальность гораздо глубже и убедительнее любого искусства. Литература просто не успевает за изменениями в воздухе. Мы, "мастера культуры", просто не знаем этого языка - языка, на котором говорится на грани жизни и смерти. Ведь, как это ни прискорбно, но большинство наших представлений о выразительных возможностях литературы просто не даются к применению там, где речь идет о выразительных возможностях жизни.

Оказалось, что попытки делать из войны "литературный материал" во многих случаях обречены на создание материала не слишком доброкачественного. Оказалось, что стилизация убивает очень важную вещь, вещь, в литературной среде возможно не самую популярную - правдивость. А также оказалось, что в этой ситуации едва ли не наиболее уместными и приемлемыми являются именно такие, "внелитературные", "внеформатные" способы проговаривания - свидетельства очевидцев, мгновенная фиксация, прямая речь, нередактируемая действительность. Все то, что создает сегодня новую украинскую интонацию, в чем узнается новый украинский персонаж.

И еще одно, о дистанции. События в Луганском аэропорту происходили четыре года назад. Для кого-то это, конечно, не дистанция, кто-то, возможно, ждет счастливого завершения всех этих драматических событий, которые с нами всеми происходят. Зато перечитываешь эти воспоминания волонтеров и милиционеров и понимаешь - это, собственно, уже история. А также это то, что многими из нас уже успело забыться. Хотя забываться оно не должно. Нельзя забывать, как все начиналось, если мы действительно хотим, чтобы все счастливо завершилось. Нельзя делать вид, что ничего не было, если все произошло не так, как нам хотелось. История - это не только то, что написано в учебнике. История, по большому счету, это то, чем мы дышим. Если тебе есть что сказать - не следует бояться говорить. Значительно хуже, когда твою историю тебя напишет кто-то другой. Выдержав дистанцию и дождавшись, когда умолкнут очевидцы - те, кто видел все собственными глазами.

Copyright © 2017 RFE/ RL, Inc. Перепечатывается с разрешения Радио Свободная Европа/ Радио Свобода