"Власть поощряет доносы. Самые популярные — на соседа"

— Не имею дома. Мой Крым остался лишь в воспоминаниях. Но пока живы наши политзаключенные, готов бороться за свои ценности и умирать за них. Показывают пример мужества, — говорит 28-летний Алим Алиев.

27 февраля 2014-го стал сооснователем инициативы "Крым SOS" и ее координатором во Львове. Проект помогает переселенцам с Донбасса и крымчанам.

Что происходит в Крыму?

— Сначала это напоминало мне 1994-й. Тогда в Крыму пытались избрать собственного президента. Крымские татары побаивались, потому что помнили, что такое Россия. Когда пришла оккупация, был очень измотан Майданом после смертей Небесной сотни. Казалось, что это — плохой сон, который исчезнет через несколько недель.

Сейчас Крым уже не тот. Оккупация, аннексия, убийства, похищения. В Киеве кажется, что это далеко. Когда оккупант у тебя дома и переворачивает все, понимаешь, что произошло самое страшное— ты теряешь Родину. Но страх минул. Когда знакомых репрессируют и похищают, думаю рационально и ищу пути их освобождения. Так же будет и с Крымом. Мы вернем его.

Какие факторы меняют полуостров?

— Он закрывается от цивилизованного мира. Там создают огромную военную базу. Длится расконсервация советских баз и аэропортов, которые при Украине были закрыты. С другой стороны, это дает рабочие места. Местных приглашают подписывать контракты. Поэтому не стоит обманывать себя, что экономически на полуострове все плохо. Оккупанты делают хорошие дороги, потому что это стратегический объект.

Второй фактор изменений — манипуляции. Россия строит параллельные структуры. Например, параллельный Меджлис с главами, которые восхваляют российскую власть. Создает параллельные телеканалы для крымских татар. По телевизору показывают наше национальное движение как экстремистов. Россия часто применяет такой прием с теми, против кого воюет. Хотя мы всегда были мирными, и это не нужно никому доказывать.

Также — перемешивание населения. Мы часто говорим о наших переселенцах на материк. Но редко вспоминаем, что в то же время в Крым едут россияне. Их больше, чем тех, кто покинул полуостров. Чаще всего — военные и их семьи. Съезжаются на постоянное проживание назначенные из России политики с семьями. Начал активно работать чеченский бизнес.

Идет создание нового "русского человека". На острове уничтожают крымскотатарские школы. Детей и взрослых зомбируют. Навязывают два основных тезиса: "А у нас нет войны" и "Мы живем в великой стране".

На полуострове господствует страх. Власть поощряет доносы. Самые популярные — на соседа, который был на Майдане, критикует власть или просто любит Украину. Это заканчивается тем, что людей садят или похищают.

Сколько политзаключенных в Крыму?

— 30 человек находятся в тюрьме, имеют условный срок или посажены в психушку. Девять убиты по политическим мотивам. 15 пропали без вести.

Узников истязают?

— Пытки начинаются с условий в тюрьмах. Единственное в Крыму Симферопольское СИЗО — вдвое переполнено. Узники спят по очереди на полу. Медицинское обследование назначают, когда уже начинают умирать. Еда ужасная. Кормят не часто. Есть целая палитра методов допроса — от битья и электрического тока до угроз пыток над родными. Проблема в том, что правозащитники не имеют доступа к политзаключенным в России. Обо всех пытках узнаем, когда человека освобождают. Не представляем, что происходит с другими.

Кого выделяете среди остальных?

— Отец трех детей Решат Аметов в 2014-м вышел на одиночный пикет против аннексии. Трое людей из так называемой самообороны Крыма схватили его и затолкали в машину. Через некоторое время искалеченное тело с простреленным глазом нашли в лесу. Тогда я понял, что у нас начинается новый этап борьбы за существование.

Эрвин Ибрагимов — член регионального меджлиса Бахчисарая. Его похитили люди в форме работников ГИБДД (российский аналог ГАИ. — ГПУ). Машину остановили 24 мая, когда возвращался домой. До сих пор нет никакой информации. Верю, что живой. Общаемся о нем с нашими партнерами в США, Канаде, Европе. Обещают помогать в поисках.

С Сашей Кольченко мы — старые друзья. До заключения не знал его имени. Всегда был "Тундрой". Не учился с нами, но был в тусовке философов и анархистов-законодателей. Могли до утра говорить о государственном строе. Всегда очень спокойный. Имел четкую жизненную позицию. Обстоятельно объяснял, почему нужно брать на себя ответственность и менять то, что можем. Был экологическим активистом. Сашка — худой и долговязый. Но в этой худобе много внутренней силы и выносливости. Через него я почувствовал извращение системы. Имел левые взгляды, а причислили к "Правому сектору". Это полный абсурд. Очень характерно для России.

Поражает Ильми Умеров — человек, который начал создавать Меджлис. Мама говорит: "Ты — безудержный. Потому что когда была беременна тобой, ходила на акции протеста за возвращение крымских татар". Их организовывал Умеров. Имел принципиальные и прогрессивные позиции. Большинство — непопулярные. В 2000-х я работал в крымской газете. Спросил, как будет поздравлять женщин на 8 марта. Получил ответ: "Не понимаю, что это за дискриминация. Почему должен праздновать что-то в честь ленинской проститутки? Нет у меня такого праздника." На то время это было очень странно. Не знаю, смог ли бы так.

Ильми — бесстрашный. В интернете рассказывал миру о ситуации в Крыму и своей деятельности там. Задержали "за экстремистские комментарии". Применили карательную психиатрию. Он — немолодой, имеет болезнь Паркинсона. Вместо нужных лекарств давали другие таблетки. Из-за огласки отпустили. Москву раздражало публичное внимание. Он — мой самый сильный мотиватор бороться. Пока жив, не имею права сложить руки.

Раньше я плакал, был в отчаянии. Теперь стал жестче. Начал дорожить временем. Оно играет против нас. Мы здесь пробуксовываем, и меня это злит. Другие эмоции остались позади. Бесит, что могу об этом так обыденно говорить.

Что вас может сломать?

— Всегда есть страх за родных и друзей. Одного из моих друзей пытались запихнуть в машину и вывезти. Физические пытки можно вытерпеть, а душевную боль — нет. У меня сильная привязанность к родной земле. Мы — очень маленький народ. Нас 300 тысяч. Нас веками пытаются уничтожить. Не даемся.

Чего больше всего боятся активисты, которые остались в Крыму?

— Проблема в слове "боятся". Страх — наибольший демотиватор действий.

Какая дальнейшая судьба политзаключенных?

— Вижу лишь один путь их освобождения — мировое давление. Мы здесь варимся в своем соку и думаем, что мы — на повестке дня. А это не так. Проводим международные встречи. Хотим, чтобы в Крыму работала мировая миссия как гарант безопасности. Это может произойти через механизмы ООН, ОБСЕ. Уже третий год оккупации латаем дыры тактически. Но до сих пор нет стратегии по снятию оккупации.

Какие условия должны быть в российском Крыму, чтобы туда вернулись татары?

— Представьте: у меня две ноги. Говорят: одну оторвем, потому что у соседа есть две, но он хочет третью. Крым — моя Родина. На неоккупированной части это — опаснейшая дискуссия. Нельзя так говорить о своей земле.

Что делать, когда Крым вернется?

— Строить из пепла институции. Там — сплошная руина. Вижу Крым продвинутым. Хочу открыть музей модерна. Большинство подстроится. Главное — сохранить актив. Возвращение полуострова очень вдохновит всех. Я всем говорю: женюсь — только когда вернем Крым.

Дед курам давал имена

Алим Алиев родился в 1988 году в узбекском городе Чирчик. Через год семья переехала в Крым. Поселились в 50 км от Симферополя в селе Героическое рядом с городом Саки. Там вырос и закончил школу.

— Каждая крымскотатарская семья с молоком матери впитывает историю депортации. Бабушкину семью депортировали. Много рассказывала об этом. Понимал, что это — абсолютная несправедливость, — вспоминает. — В годовщину депортации 18 мая мы все собирались на митинг. Образцом человечности и доброты был дед. Имел большой огород. Если мы не приходили помогать — не вынуждал. Овцам и курам давал имена. Имел невероятное чувство юмора. Брат учил любить и понимать смыслы. Вместе выдумывали разные истории. Часть друзей того времени живет в Крыму. Мне важно, что наши позиции в главном сходятся.

Собирался учиться на менеджера туристического бизнеса в Национальной академии природоохранного и курортного строительства. "Но началась оранжевая революция, заинтересовался политикой". Вступил на политолога на философский факультет Таврического национального университета. На первом курсе пошел на работу в крымскотатарскую газету. В 2008-м Евгений Глибовицкий пригласил работать медиаконсультантом к компании pro.mova. "Половину времени был Львов, половину — Киев". Сейчас живет во Львове. Не женат, детей не имеет.

×