Когда я впервые увидела Николая, он носил шляпу. По ней и по голосу его могли узнать практически все, кого знала я, то есть украинское национально-демократическое гетто в Киеве. Николай не вписывался в рамки, и чувствовалось, что быть мозолем на глазах нахмуренных псевдоинтеллигентов ему в кайф.
Николай пробухал смерть Брежнева на даче у мажорного однокурсника на Осокорках. Николай также был мажором, хотя я не уверена, применял ли он к себе такой термин. Бухла было много, поэтому компания не вылезала из дачи три дня. А после, воскреснув из большого перепоя, пошли, распивая с горла последнюю бутылку шампанского, в магазин за добавкой. Увидев удлиненные лица продавщицы и покупателей, заорали:
— Почему такие кислые лица? А ну-ка веселится! — или что-то в этом духе.
Высокопоставленные родители отмазали веселую компанию, и из университета никто не вылетел.
Николай вдохновенно ругает официантов
Но Николаю — либо после этого, либо после другого такого случая ли — пришлось уйти в кругосветное плавание. Теперь у его бесконечный запас морских басен, он знает, что такое "конец" и где находится Антананариву.
Николай красочен на грани фола. Он вдохновенно ругает официантов, не несущих ему меню. Он может пожертвовать карьерой ради того, чтобы доказать кому-то одному истину, не заинтересовавшую больше никого. Николай — бард, певец ситуаций, кажущихся другим банальными или кризисными, огранщик брильянтов, отфутболенных безразличной ногой. Как и Анна Ахматова, он выращивает стихи из ужасного отребья реальности.
Николай говорит об Украине: "Я щодня, ідучи на роботу, цілуючи жінку, говорячи з тобою, будую націю". И я понимаю: все, что раздражает вокруг, — это только отходы строительства.
1 
1
Комментарии
16