Почти слепая Белла

Белла почти не видит.

— В менья катаракта, — говорит она и ловит мою руку в свои ладони, когда ей говорят, что в комнате еще есть Светлана. Ей 88, и она уже плохо слышит, поэтому иногда ее приходится переспрашивать. Но петь она начинает сама.

— Спи, младенец мой прекрасный, баюшки-баю... — начинает по-русски. Допевает до конца, потом говорит, что перевела эту песню на идиш, и начинает петь ее так: "ой люлю-люлю".

Белла убежала из Бесарабии, из Аккермана, в 1939-м. Спустя пять лет город стал Белгород-Днестровским. Это теперь Украина, но Белла выросла в Румынии.

— У нас было много русских друзей, — говорит она.

Местных коммунистов побросали в тюрьму

Я уточняю: россиян или украинцев? Но похоже, что в ее юности разница между одними и другими была не очень очевидна. По селам говорили по-украински. "По-хохлацки", — уточняет Белла. А в городах — по-русски. Ее мама была учительницей русского языка (хотя русскую школу румыны закрыли) и научила ее русским песням и стихотворениям, а друзья научили украинским.

Отправив Беллу в Лондон, родители остались в Бесарабии. Через год ее аннексировал СССР, брата Беллы забрали в Красную армию, местных коммунистов побросали в тюрьму, а еще через год пришли немцы и убили ее родителей.

Белла говорит спокойно. Она прожила здесь уже 70 лет, родила четверых детей, имеет 12 внуков, ждет третьего правнука. Кажется, ей уже не больно от невероятной трагедии ее семьи и народа, ее не удивляет собственное спасение. Хочется только успеть спеть и выговорить все, что знает. Белла поет и поет.

В конечном итоге ей пора возвращаться в дом, где под медицинским наблюдением живут пожилые евреи. Она берет меня за руку, глядя в небо, и приглашает как-нибудь приходить. Ей кажется, что у нас вышло бы спеть в два голоса.