"Мы носили отцу передачи, а его уже два года как расстреляли"

Репрессированные ко мне пришли в 1989 году. Я видела, как интеллигенцию отправляют на лесоповал, да еще и литературы начиталась. Решила ими заняться. Пошла к прокурору Потебенько. Сказал, что имеет на меня только 4 минуты. Мы разговаривали 4 часа. Доказывала ему: чем раньше мы реабилитируем невинных людей, тем лучше будет для нашей страны. Он со мной согласился. Он был немного верующий - это мне повезло. Создал Отдел реабилитации. Работы было много. Среди расстрелянных реабилитировать удалось, может, десяток из тысячи.

Пересматривать дела было очень сложно. Я делала издание о жертвах репрессий. Собирала имена и устанавливала истории репрессированных. Их дела лежали в прокуратурах. Искала, где они похоронены, искала их семьи.

Занималась этим ежегодно и ежедневно. Детям репрессированных разрешили посетить места захоронения родителей. Плакали все у меня на глазах. Говорили: "Как? Мы носили отцу передачи и получали от него письма два года, а на самом деле его еще два года до того расстреляли ". Оказалось, следователи просто тянули те продукты из людей и дурили им головы. Приезжали на свидание. К ним выходил следователь: "Его повезли в Москву на допрос. Оставьте те консервы, что вы ему привезли. В следующий раз принесите теплый свитер и носки. И приносите рыбные консервы снова ".

Можете себе представить, как тем людям было достать рыбные консервы после двух войн и революции. В магазинах их не было. Причем следователь просил консервы не в томате, а в собственном соку. Следователи были избалованы. Не принесешь - не получишь разрешение на свидание. Два года теми разрешениями их следователь кормил.

В Октябрьском дворце есть трехэтажные подвалы под землей. Руководство сидело на первом этаже, а внизу расстреливали людей. Сколько не ремонтируют этот дворец сейчас, все равно есть трещины. Он же на крови стоит.

По мелочи можно было загреметь. Дворник или буфетчица мог тебя заложить. Ждали люди поезда на железнодорожном вокзале. Поезд опаздывал на час-два, потому что где-то преградила путь правительственная делегация. Люди говорят: "Не странно. Это же наши "цари" где-то едут. Поэтому перекрыли движение ". Все, буфетчица услышала и доложила дежурному. Все вокруг были завербованы.

 

Виолончелист Мстислав Ростропович уехал в Германию на гастроли. Хотя его в Союзе не выпускали и забрали все награды. Но он все-таки дал концерт за рубежом. Я тоже с ним ездила. После концерта нас пригласил мэр какого-то города к себе на дачу. Чего там только за столом не было. Ростропович смотрел и потом говорит: "И все равно у вас нет на даче того, что есть у меня. У меня на даче 4 года работает лауреат Нобелевской премии Солженицын ". Думала, что потеряю сознание. Ростропович был всегда искренним и разговорчивым, как ребенок. Была уверена, что он подписал сам себе приговор. Мало того, он еще книгу Солженицына с собой на гастроли взял. Как мы ее топили в озере с ним! Нашли пакетик, завязали ее, ждали, пока стемнеет. Если бы нашли, неизвестно что бы с нами было. За нами знаешь как ходили.

Больше всего страдали поэты. Они красноречивы и безудержные. Тогда никто не позволял себе критиковать власть.

Я критиковала на каждом шагу. Но не в общественных местах, а среди друзей. Одну подругу я звала прогуляться в парк на Резницкой - у здания КГБ. Она сделала большие глаза: "Ты что, хочешь, чтобы мы ходили по костям убитых? Там же ежедневно расстреливают ".

Читайте также: Девочек в кремлевские гаремы выбирали с детства - Вера Тимошенко

Перед распадом Союза высшие чины в Москве совсем обнаглели. Продукты, которые украинская власть должна была отправлять шахтерам на Донбасс, перевели себе в Москву. Наш руководящий аппарат ежедневно отправлял в Москву продукты наилучшего качества, по вагонам ходили, проверяли качество этих продуктов перед отправкой. Нас уже в кабалу взяли.

Наоборот. Во-первых, чувствовалась полная самостоятельность. Я ездила с выставками по всем странам мира и уже наметила себе делать музей.

В конце 1980-х я засветила крест Владимира на Владимирской горке. У нас же была атеистическая страна. Не положено было, чтобы горел крест. А там уже Владимира почти видно не было. Раньше крест зажигали монахи женского и мужского монастырей - месяц те, месяц те. Но киевские власти запаяли дверь в памятник, и уже никто не мог включить это свет. И у этого памятника чего только не было - валялись использованные презервативы, бутылки.

Я наняла мастеров, они повели проводку через верх, поскольку через низ не было возможности.

Занималась погребением Георгия Гонгадзе. Его похоронили на днепровской набережной и памятник поставили. Если бы похоронили на обычном кладбище, его бы откопали, чтобы не было доказательств.

Знаю все подземные переходы в Киеве - здесь очень разветвленная сеть. Я когда-то говорила майдановцам: "Чего вы идете в тот Мариинский парк штурмовать Верховную Раду? Под землей есть вход во все помещения. Зачем вам драться с милицией в парках? "Тогда через подземелья мы заводили в консерваторию майдановцев, чтобы они там могли поспать. Из отеля "Украина" также есть подземный вход в консерваторию.

Во время революции у меня офис был на Майдане. Вся взрывчатка у меня сохранялась, все коктейли Молотова, все шлемы.

А власть как была дрянню, так и осталась. Даже не шевелится, чтобы вернуть в Украину наши ценности, которые остались в Крыму. Очень много памятников Шевченко в Крыму осталось в подвалах. Их уже не выставляют.

Продала наша власть этот Крым выгодно зеленым человечкам.

Я лет шесть назад отдыхала в Царском дворце в Ливадии. Директриса дворца в то время собирала деньги на памятник Ленину. Я посмотрела на нее как на человека из племени тумба-юмба. А она попросила посоветовать, в каком месте Ленина поставить. Говорю: "Я бы на вашем месте этого не делала, зная, что Ленин расстрелял царскую семью".

Еще тогда постоянно видела в Севастополе такие длинные очереди за российскими паспортами, как когда-то в мавзолей Ленина. Какая ведьма сидит из девушек молодых, они ей платят деньги, и она всем выписывает те российские паспорта. Ничего не стоило их напечатать. Они знали, что делают. Теперь мы получили результат.

 

Мой второй муж 50 лет работал ректором консерватории. Люди из диаспоры приезжали и дарили ему старые пластинки - того времени, когда они эмигрировали из Украины. Большинство из этих пластинок были запрещены. Дарить пластинки раньше было модно. Хоровое пение особенно было популярным. Эстрада его вытеснила лишь со временем. Поэтому было много записей хоров.

До революции были даже пластинки из шоколада. Они хорошо воспроизводили музыку. Их слушали, а вечером съедали.

Я даже росла среди музейных вещей. Родилась в доме на Вышгородской, 5, где останавливался Шевченко. Многие там вещи остались, которыми он пользовался - стулья, посуда. Есть даже фотоаппарат, которым сделали его последнее фото. В специальной сумочке с замком, которую надо было открывать ключиком.

Команда Черновецкого рейдерским захватом отобрала у меня помещение музеев. Сейчас все эти экспонаты перенесли в какое-то временное хранилище. Хотя я вызвала правоохранителей, но у них уже все было схвачено и проплачено. А теперь даже не знаю, что делать. Открыли три уголовных дела. Суды у меня идут с 2011 года.