От "Красного ренессанса" до "Титанов возрождения" - эволюция идентичности

Украинское общество стремится осмысливать себя и собственную культуру - вне имперских мифов о ее вторичности или неполноценности. Чего мы добились и чего следует опасаться на этом пути?

Конечно, всему свое время, свой творец, свой зритель. Волна пробуждения интереса к своим корням периода распада Советской империи, безусловно, была. О фестивале "Червона Рута" знают даже те, кто на нем не бывал в силу возраста, а хит-парады "Территории А" и фразы из "Альфа" органично употребляли даже тотально обрксевшие регионы. Сложнее - с восстановлением исторической правды. Из архивов материалы доставали и даже обнародовали, - однако возникал ли из этого общественный резонанс? К примеру, трехсерийный фильм "Красный ренессанс" режиссеров Виктора Шкурина и Александра Фролова вышел ко Дню Независимости 2004 года. Это была уникальная разведка по "Расстрелянному возрождению" - в частности, в кадр попал Акт о расстреле Леся Курбаса. Но кто на это обратил внимание? Пространство того времени было заполнено другими топ-темами, а фигура Курбаса плотно прикрывали плечи Станиславского.

Парадокс ситуации в следующем: еще вчера темы, которые были еще не ко времени, не в тренде, без внимания… А уже сегодня - гипервнимание, запрос, кликбейтность… Например, как только кассовые сборы "Конотопской ведьмы" Ивана Уривского стали заметны на медийном уровне - скорострельная постановка Дмитрия Рачковского уже бороздила гастрольные площадки всей страны. Зритель после просмотра выходил, плевался, но это уже не было проблемой заезжих антрепризников - они уже в следующем городе следят за новыми трендами. Именно этот, казалось бы, молниеносный переход и подталкивает художников к скороспелому продукту, и, в погоне за вниманием зрителя, снижать собственную планку, самораспорашиваться, или даже прибегать к определенным спекуляциям.

О чем идет речь? Одна из волн любопытства к Василию Стусу проявилась появлением спектаклей о нем - правда, вне театрального репертуара, поскольку театры были заняты более "весомыми" фигурами русского культурно-исторического пространства. По состоянию на вторую половину 2000-х глубокий, придуманный и проработанный спектакль мог выглядеть непонятным, а восприятие фигуры поэта без контекста вызвало откровенное удивление актерскому надрыву на кону. Но уже через 5-10 лет ситуация изменилась, начали плодиться работы, которые гарантировали себе "проходной балл" одним лишь наличием имени Стуса в названии. Имею опыт по практике работы в экспертном совете международного фестиваля, где подобным образом была сделана попытка "наградить" откровенно спекулятивную работу, чему я всячески препятствовал. Отдельная культурная трагедия - выход художественного фильма "Запрещенный", который уже после премьеры стал определенным "нулем", от которого можно было строить шкалу оценки последующих киноработ.

А качественный продукт вокруг имени Василия Стуса все же появлялся. Это и мощный поэтический спектакль "СТУСАНИНА" постановки Алекса Боровенского в Театральном сообществе "DSP", и камерная опера "Стус: нещадно" Центра современного искусства "ДАХ"… Более того, спектаклем "Крик нации" возродил свою деятельность после российского авиаудара Донецкий драмтеатр ( г. Мариуполь). Релоцированный театр начал работать в Ужгороде, и все время, пока ехал к ним на съемки, у меня были внутренние варианты поведения - ведь легко быть простым и неглубоким, когда волна общественного и медийного интереса прикована к тебе по определению. Но работа Людмилы Колосович оказалась честной и настоящей - спектакль завораживал и проникал в зрителя на молекулярном уровне. Ладаном действовала на всякого типа "ждунов" и бесцеремонно срывала маски с двуличных. Поэтому, вероятно, ни спектакль, ни режиссер оказались не ко двору управлению культуры Донецкой областной администрации.

Следующей волной общественного интереса стали "наши 20-е". О зацикленной спирали времени между 1920-ми и 2020-ми вспоминают то здесь, то там. А слова Леся Курбаса, заговорившего голосом Андрея Водичева в проекте "Горизонты Курбаса", стирают любой предел между веками: Лесь Степанович записывает в свой дневник киевского периода Молодого театра свои наблюдения о киевском сегодняшнем дне.

Все чаще звучит название периода, который вслед за Ежи Гедройцем называем "Расстрелянным возрождением". Упомянутый ранее документальный фильм, еще в 2004 году, говорит о тех временах как о "Красном ренессансе", уже совсем скоро коммунистическая привязка исчезла, уступив Расстрелянному возрождению. И все чаще появляются предложения и полноценные проекты, предлагающие от жертвенности перейти к более психологически сильной позиции - Титанов возрождения.

Опять же, спектакли по произведениям украинских авторов 1920-х были: в Театральной мастерской Николая Рушковского Игорь Славинский ставил спектакль "Однажды оно будет…" за "Чухраинцами" Остапа Вишни, откровенный восторг смог пережить от спектакля "Crucifixus" в постановке театре "Т.И.Н.А." на основе "Сентиментальной истории" Николая Хвылевого. Различного качества версии новеллы "Я (Романтика)" того же Николая Григорьевича появились последние пять лет в постановках Ксении Онищенко (Независимый проект на сцене Малой оперы), Александра Середина (Театр на Левом берегу), Дениса Степчука (Камерный театр "Молния"), Анатолия Левченко (Кировоградский театр кукол), даже версия Донецкого драмтеатра в Мариуполе 2018 года в режиссуре Евдокии Тихоновой. Все эти и некоторые другие представления, целая серия качественных документальных работ, большинство из которых доступны для просмотра на ютубе - стояли у истоков формирования современной мощной заинтересованности общества, во время которой наличие в названии "Дом Слово" обеспечивает волну спроса.

Но по формуле: появилась заинтересованность - на качество вообще можем не обращать внимание. Очень быстро "Расстрелянное возрождение" входит в масскульт (что, безусловно, положительная тенденция), и сразу начинает работать заниженная планка к продакшну. Чаще всего по просмотру слабеньких спектаклей или фильмов о том периоде, слышу аргумент в защиту, мол, "да, слабенько… Но ведь есть те, кто впервые об этом услышал. Вероятно, что теперь или прочтет какую-нибудь из новелл, или хотя бы жизнеописание в википедии".

Становятся на одну полочку сравнений спектакль "Love Revolution", которую в Киевском академическом театре "Золотые ворота" поставила Наталья Сиваненко; художественный фильм "Дом "Слово"" Тараса Томенко и "Щедрик" Олеси Моргунец-Исаенко, проект календаря "Титаны двадцатых", сгенерированный с помощью искусственного интеллекта Мартыном Якубом. Первые три - приобщение через призму того, что это украинское, и надо перетерпеть, прорваться сквозь пластмассовость реализации. А четвертый - наглядный кейс, благодаря которому интерес к культурным деятелям прошлого периода входил через нотки причастности и идентификации - "Я хочу быть таким украинцем!", или "Я идентифицирую себя с этими несокрушимыми титанами". И под кожу это входит гораздо глубже, да и действует более длительно, чем наблюдение за бездействующими жителями "Слова", изображать которых собрали шикарный букет ярких актеров современности, но не дали им, что играть. Вырезанная пластиково-фанерная фотография, украшавшая презентацию фильма, в то же время стала и его отрицательной метафорой.

Однажды в разговоре вспомнился фильм "Голод" (англ. "Hunger") режиссера Стива МакКвина, в котором роль одного из лидеров Ирландской республиканской армии Бобби Сэндса сыграл Майкл Фассбендер. "Вот за такой фильм о Стусе, будь он в нашем кинематографе, мне было бы не стыдно" - отреагировал тогда кинорежиссер Дмитрий Сухолиткий-Собчук, автор абсолютного невероятного "Памфира", преступившего свою якобы фестивальную судьбу, и ставшего востребованным массовым зрителем, который почувствовал: культурный продукт может быть качественным и глубоким.