Трагедия Грозы: что в селе говорят о местных предателях Мамонах, которые могли навести "Искандер" на кафе

20

13 октября в селе Гроза Харьковской области прошли девять дней по погибшим 5 октября. Тогда в местное кафе прилетел российский "Искандер". Всего от удара ракеты не стало 59 человек.

В тот день местные жители собрались на поминальный обед по Андрею Козырю - военному, которого перезахоронил в родном селе сын Денис. До этого тело воина покоилось на кладбище в Днепре.

Вражеская ракета прилетела в тот момент, когда люди были внутри помещения. От удара оно превратилось в груду выжженного кирпича. Ее разбирали следующие несколько дней - чтобы найти всех погибших.

Корреспонденты Gazeta.ua побывали в Грозе на девятины трагедии. Узнали новые подробности и расспросили людей о Владимире и Дмитрии Мамонах, которые подозреваются в наведении ракетного удара по родному селу.

МЕСТО СКОРБИ

Первое, что встречает путников, которые с трассы поворачивают в село Гроза - кладбище. Оно больше похоже на кусок поля, который вместо подсолнечника "засадили" крестами и приземистыми бетонными и гранитными памятниками.

На самом деле, местность неровная и представляет собой небольшой холмик. На котором сверху и вокруг немного хаотично расположены с полторы сотни захоронений, начиная с середины 1960-х.

На Гугл-картах кладбище выглядит как могилы среди деревьев и кустов. Но чьи-то заботливые руки вырезали на кладбище всю лишнюю растительность – высокие сорняки и кустарник. Явно недавно, потому что стерня еще не успела почернеть и загрубеть. Лишь несколько кустов калины пылают гроздьями.

Такое приведение в порядок понятно – надо освободить место, потому что на кладбище теперь приходит много людей. Здесь много свежих могил. Десятки.

Фото: Ольга Стенько

Яркие цвета пластиковых траурных венков светятся сквозь серую осеннюю мглу над мокрой коричневой землей. Они выглядят слишком – слишком бравурными, будто свидетельствуют о том, что жизнь изобилует. Но это последние дары, которые принесли живые – мертвым.

– Настюш, ты хочешь сфотографировать маму? Зачем оно? – невысокая брюнетка в черной одежде – штанах и куртке до талии – спрашивает у девочки подростка в бежевой куртке.

От мороси обе надели капюшоны.

– Я хочу, чтобы было, – отвечает тихо девочка.

– Ну хочешь – фотографируй, конечно, – женщина отходит немного в сторону от свежей могилы, на которой в прозрачном канцелярском файле стоит фото улыбающейся молодой женщины.

Любовь Козырь – местная жительница. Прожила всю жизнь в Грозе. Здесь родила и вырастила дочь, отдала ее замуж за местного парня Анатолия Пантелеева, четыре раза стала бабушкой. И здесь же стала опекуном своим внукам – в один момент потеряла дочь, зятя и его родителей.

– Это для меня самый страшный день. Это произошло в обеденный час. Это было 13:17, я посмотрела на часы – когда произошел взрыв, очень мощный. Я сразу поняла, что это по нашему селу, – Любовь едва сдерживает слезы.

На поминальный обед она и не собиралась – не любит похороны, признается. Но ее дочь Ольга в тот день вместе с двумя подругами готовила обед для поминок. Кафе не работало, его открыл владелец, проживающий в другом населенном пункте. По просьбе родственников – его племянник Анатолий Пантелеев был товарищем погибшего военного Андрея Козыря, чье тело в тот злополучный день перезахоронили на родной земле.

 

– Я из дома сразу выскочила, а муж был во дворе – что-то на огороде делал. Он бежал тоже, и я говорю: "Валера, это у нас в селе и, наверное, по кафе". Мы были на другой улице, но выбежали – и нам было сразу видно, что это, точно, на месте кафе. Он сразу поехал туда, меня не пустил. Минут через 20 идет и плачет. Я сразу поняла. Он говорит: "Люба, детей наших нет". Я упала на землю, – плачет женщина.

Валерий второй раз поехал на место трагедии – и застал, как его дочь и зятя достали из-под завалов. У Анатолия под лопаткой был большой осколок. Лицо и руки Ольги были посечены, но не сильно, говорит мать. Когда ее вытащили, она еще была жива.

– Олечка сказала: "Я жить хочу, не хочу умирать. Толя придет и меня спасет". Это были ее последние слова, их слышала Галина Ходак. А потом МЧС приехало, там работает зять моего зятя. Их живых было шесть человек. Сваха моя на "скорой" умерла. И вчера в больнице умерла моя подруга Галя Таран, (Галиной в селе называли бывшую заведующую детсада, а последние годы пенсионерку 63-летнюю Кильзайду Таран. – Gazeta.ua) ее сегодня хоронят. Нет слов, это – трагедия для всех нас. Село осиротело, – Любовь плотно сжимает веки, чтобы удержать слезы.

Любовь знала братьев Мамонов – Владимира и Дмитрия, которых СБУ обоснованно подозревает в организации ракетного удара по кафе. Говорит, до оккупации Владимир не очень общался со своим младшим братом – они от разных родителей. Но при россиянах стали одной бандой приспешников оккупантов.

– Я бы того, особенно старшего, щас бы собственными руками... То, что говорят их судить и в тюрьмы – это малое наказание. Чего их Украина должна кормить и содержать? Жаль, что у нас нет смертной казни, – лицо моей собеседницы наполняется гневом.

НЕТ ВЫХОДА

– Зять первый лежит, вторая лежит дочь, третья – сваха. Четвертый лежит сват. Там вон сзади – троюродный брат и троюродная сестра, – говорит Валерий Козырь, муж Любови.

Он закуривает сигарету в нескольких метрах от жены. Но успевает сделать только несколько затяжек – обильный дождь притушивает сигарету.

– Так, сука, промазывают же! А это не промазал, – с надрывом в голосе вспоминает злосчастную российскую ракету мужчина.

Внукам, которым они с женой стали опекунами – 10, 15 и 17 лет. Это – дети старшей дочери Ольги. У пары еще есть младшая дочь, которая живет с мужем отдельно.

– Вчера уже оформил опекунство. Приказ вышел. За день оббегал все инстанции, – рассказывает Валерий, – Спасибо прокурору, главе администрации. На телефонном режиме были. Во всех службах пошли на встречу. Некоторых справок же нет в комплектации, а сказали: "Донесешь".

Дождь быстро размывает землю на кладбище. Она массивно липнет к обуви. Но Козырь на это не обращает внимания. Раз за разом смотрит на могилы родных, но долго взгляда на них удержать не может – глаза отводит в сторону.

– У меня выхода нет. Понимаете? – отвечает на вопрос о том, как удается держаться после пережитой трагедии, – Если бы это случилось и с внуками, то я бы с ума сошел. А так горе, страшная трагедия. Болит все. Но все поддерживают и в один голос говорят: "А если умрешь, то что с детками будет?". В интернат их где-то заберут. Но вы знаете, что в интернатах бывает. Есть, может, и хорошие. Но сколько я смотрел интервью об интернатах, то меда там мало.

 

Держаться Козырям помогает человеческое внимание. Помогали все, кто узнавал о трагедии, вспоминает Валерий.

– Люди хорошо помогли. И с похоронами, и копейками. Приезжал районный прокурор. Сказал, что они с киевскими ребятами связались и он будет заботиться о нашей семье. Взял у меня контактный телефон, карточку. Глава администрации еще был. Люди все поддерживают. Младшая дочь занималась моргом. Так говорила, что в Харькове люди останавливались: "Грозяне, мы с вами!". А морг там весь на улице. Ай, это ужас, – голос мужчины начинает дрожать, но он чудом сдерживает слезы.

Валерий, как и большинство селян, подозревают в наведении ракеты на кафе братьев Мамонов. До войны они работали в правоохранительных органах. После оккупации села – пошли служить к россиянам. Те сделали их "полицейскими".

– Как наши заходили – они уехали. Но знаете – верится в такое и одновременно не верится. Они же из Толиковой руки ели (речь о погибшем зяте. – Gazeta.ua). Он щедрый был, зарабатывал. Он работал круглосуточно, свиней резал. Умел разрубать, сало взвешивал. Не жадный. Шашлыка накупил, привез. И они у него с руки ели. С руки ели! Если это они сделали, то это... Ну пусть следствие пройдет, чтобы уже окончательно все установили. Но ведь они были хорошими друзьями. Часто ужинали вместе. Почти каждый вечер: "Давай пивка попьем!". В карты играли. У нас такая игра была, "Козел" называется. Типа преферанса. Азарт был.

Месяца три назад Валерий с женой искренне радовались тому, что живут рядом с детьми.

– Думали, что уже и воды есть кому подать, и гвоздик забить. А теперь... Вот с 06:00 до 09:00 он (зять. – Gazeta.ua) кормил скот. Хотел поменять машину. Свиней много набрал – 21 и свиноматка. Хотел продать и купить машину. А старую, если не продать, то отдать сыну. Не было такого, что у них не было дома сладкого. И я на могиле поклялся, что если приду в дом и не будет на столе конфет, то...

Внуки сразу повзрослели после пережитого горя, говорит Валерий.

– Какой-то журналист приехал. Диму обнял и говорит: "Кончилось у тебя, детка, детство". А я ответил, что буду стараться, чтобы детство продолжалось. Ничего, люди помогут. Поддерживает весь белый свет. Весь мир всколыхнула трагедия. Звонит из Италии семья: "Приезжайте к нам. Мы на связи".

ПРЕДАТЕЛИ ИЗ ПОЛИЦИИ

На другом краю кладбища фотографии погибших родных к деревянным крестам привязывает Валентина Козырь – однофамилица Любови и Валерия. Она в один момент потеряла мужа, дочь, внука и сына.

– У меня здесь четверо, – говорит. – Это вся моя семья. Внук остался только. Ему 14 лет. Буду заниматься сама, отец не помогает, – говорит Валентина. – Невестка в больнице лежит. Собираюсь навестить ее в понедельник, с врачом поговорить.

Валентина не плачет. Но в ее глазах – пустота. Ощущение, будто женщина еще не полностью осознала реальность и живет с надеждой на то, что трагедия – это всего лишь ужасный сон.

– Свои же навели. Те, что в Россию убегали, а сюда передали. Эти Мамоны – все с ними дружили, – говорит эмоционально.

На кладбище перезахоронен и племянник ее мужа – Андрей Козырь. Именно по нему 5 октября и были поминки в кафе.

– Его жена Алина в гости ко мне приходила. Хотя я ей и тетей выхожу, но мы дружили, как подруги, – рассказывает Валентина, – Алинины родители дружили с Мамонами. Их мать (братьев-предателей. – Gazeta.ua) Наташа ходила к ним на чай и кофе. А они (братья Мамоны. – Gazeta.ua) так всех убрали. Я не была в оккупации здесь, уехала. А уже потом мне сказали, что они продались. Наиболее жестоким среди них был старший – Вовка.

Валентина на несколько секунд замолкает, поправляя очки.

– Говорят, что направляли, наводили на кафе. Одни звонили, другие – следили, чтобы люди уже за стол сели. Эти же Мамоны – бывшие работники полиции. У них здесь своя агентура была, среди населения осталась.

Оба собеседника предполагают, что если среди наводчиков действительно был кто-то из местных, то мог сболтнуть лишнего Мамонам в "дружеском разговоре".

– Один Дима здесь есть и Юля. Мы грешим на Юлю. Я была в поезде в тот вечер, как все произошло. Мне звонит ее муж Андрей и говорит: "А где Оля?". Я говорю: "А ты не знаешь, где Оля? Оли уже нет". Они может думали, что и я там была. Проверяли, – предполагает Валентина.

С мужчиной они утверждают, что люди, о которых говорят – злоупотребляют алкоголем. И поддерживали Россию, когда она начала полномасштабную агрессию против Украины.

– Говорят, что им (Мамонам. – Gazeta.ua) и на России теперь будет расстрел. Потому что это же дорогая ракета была. Им ею военных надо было убрать. Не будут они там жить, – убеждена Козырь.

Вспоминая о службе братьев Мамонов в украинской полиции, сопровождающий Валентины утверждает, что вообще-то 80% здешних правоохранителей – стали предателями.

 

– Потому что в свое время набирали в здешнюю полицию всякий хлам. Они разве для людей что-то делали? Дрова здесь крышевали. Начальник полиции (районной. – Gazeta.ua) был здесь такой когда-то, что в школе бездарем считался. Но отец в Харькове служил и сюда его пристроили. Как Россия пришла – все они туда и пошли. Видел сам, как с машин отдирали ленты желто-голубые.

Об оккупации села во время российского нашествия на Харьковщину, мужчина говорит коротко: "Пытали людей".

– У меня знакомый Илья прошел такое. Рассказывал, как привели на допрос к чеченцу, а тот говорит: "У меня нет слов "не знаю" или "нет". Если что – пальцы на стол и металлической трубой. По почкам били, по ногам. И наши, эти бывшие работники украинской милиции, били беспощадно.

РУИНЫ

Как такового административного центра, Гроза не имеет. Сельский совет расположен в Петрополье – селе в 9 км. Представителем власти в селе был староста – 60-летний Александр Нечволод. Погиб 5 октября.

Географически, почти в центре села были важные объекты: старостат, ФАП, магазин. Российская ракета моментально превратила все в кучу руин. Досталось даже памятнику погибшим во Второй мировой войне 30 односельчанам, расположенному в нескольких десятках метров.

Если ФАП и старостат еще можно восстановить, то здание магазина – это мешанина из кирпича, шифера, бытовой техники и других обломков. Смертоносный "привет" от россиян упал ровно на кафе – ту его часть, где люди только что сели за столы на поминальном обеде.

 

Сейчас территория кафе – это расчищенная до плитки небольшая площадка, с двух сторон которой еще сохранились фрагменты стен. Весь кирпич, стропила, остатки крыши и другие обломки сброшены в огромную кучу. Это спасатели перебрали и отбросили в сторону каждый обломок, выискивая фрагменты тел погибших.

На краю кто-то положил букет из красных роз, окутанных черной траурной лентой. Эти цветы уже засохли, зато в обрезанной пластиковой баклажке стоят свежие – голубые, желтые и цвета крови хризантемы.

Больше всего цветов – чуть подальше, на разбитой детской площадке. Рядом – поминальные лампадки. На пышном букете из темно-красных хризантем – розовая детская игрушка.

Капли дождя на ее больших пластмассовых глазах выглядят, как слезы.

Здесь вокруг разбросаны вещи – куртки, свитера, женские сумочки. Вещи помятые, побитые обломками и грязные от кирпичной пыли – видно, что они были под завалами.

Но больше всего поражают медицинские перчатки – десятки, если не сотни голубых кусков нитрила рассказывают о том, что здесь работали с большим количеством пострадавших.

Под дождем мокнут небрежно брошенные мягкие медицинские носилки, в углу участка под деревом – два новых, не использованных черных мешка на молниях – такие используют для тел.

И над всем этим витает ужасный запах – пожарища, на котором погибли люди: горелое дерево, мокрый обожженный металл, разбитая штукатурка, и еще что-то органическое, что разлагается.

 

НЕ СВОИ "СВОИ"

В Грозе почти все "свои" – родственники, друзья, соседи или кумовья. Здесь жили только 340 человек, кто официально числился в жителях по состоянию на начало Великой войны. Поэтому нет семьи, которой бы не коснулась трагедия. Многие имели личные отношения с Мамонами. И от этого тем, кто остался в живых, еще более горько.

Дом Василия и Любови Плетинок расположен практически напротив руин. Мужчина лет 60 в спортивных штанах, стилизованных под камуфляж, и черном свитере выглядывает на улицу из-за зеленых металлических ворот. Видно, что его белый одноэтажный дом получил повреждения: потрескалась кирпичная стена, разъехались дощечки на фронтоне крыши, да и сама шиферная кровля побита обломками, которые с невероятной силой разлетелись от взрыва.

Во дворе аккуратно сложены и накрыты пленкой новые доски, а также стопка листов шифера – стройматериалы предоставили благотворительные фонды.
Начинается ливень, поэтому Василий Андреевич приглашает на крыльцо под навес. В момент, когда произошел взрыв, он был на работе, рассказывает. А его кумовья, Николай и Нина Гриб, перезахоранивали своего зятя.

Дома был 34-летний сын – как раз вышел во двор, и взрывной волной его отбросило метров на 15 к летней кухне, а сверху привалило металлопрофилем от забора. Крикнув матери, чтобы пряталась в подвал, потому что может быть еще один "прилет", сам выбежал на улицу. Оказал первую помощь прохожему – перебинтовал посеченную осколками голову. И взялся помогать спасать людей.

– Продавщицу привалило к стене плитой и холодильником. Он с еще одним взялись ее вытаскивать. У нее обе ноги были переломаны, но они вытащили. Потом приехали очень быстро спасатели и "скорые". Начали вытаскивать – первых, кто с краю был, вывели семь человек живых. Одну, Иру (Ирину Пантелееву. – Gazeta.ua), не довезли до больницы, а сегодня услышал, что еще одна в больнице умерла. А других искали по ДНК. Потому что от того нашли только пальцы, от другого – кусок стопы, – качает головой мужчина.

 

Видел, как спасатели выносили тела погибших и складывали возле забора. Тех, кого можно было опознать, опознавали родственники. Для других проводили ДНК-экспертизу.

Поступок Владимира Мамона, который навел российский "Искандер" на своих односельчан, считает ужасным. Но не удивляется. Потому что черное нутро этих людей уже успел узнать – во время полугодовой оккупации села.

– С Мамонами я конечно знаком, с его отцом вместе работал в тракторной бригаде. Отец, Сергей, вместе с ними уехал – они все в Россию сбежали. Он (Владимир Мамон. – Gazeta.ua), его отец, брат с женой – их там пятеро жило в доме, все выехали.

Мужчина уже с легкой горькой улыбкой вспоминает страшные вещи. Например, как братья Мамоны приходили к нему во двор, ставили на колени и имитировали расстрел. Требовали выдать местонахождение сына – тот служил в АТО, а таких людей коллаборационисты в первую очередь выискивали, вытаскивали из домов и подвергали пыткам.

– Я же их всех четверых знаю – старшего Мамона, и трое еще пацанов молодых, наших, из района. Что же ты, говорю, в меня пистолетом своим тыкаешь. Ты уже стреляй, или что. Но ему было все равно, что я знаю его и отца – у него с головой проблемы. Они перебежчики – работали в милиции, а потом пошли за деньги служить оккупантам.

Сына Василия в конце концов нашли, забрали в каталажку, пытали. Неделю в селе держали и били, потом – месяц в Купянске. Родители поехали освобождать сына, а Мамон пригрозил: если еще раз Василий Андреевич придет, то у него "найдут" наркотики и оружие. В доме семьи Плетинок накануне, в отсутствие хозяев, устроил тотальный обыск, а мог что-то и подбросить, считает наш собеседник.

УЛИЦА, ГДЕ ЖИЛИ МАМОНЫ

Семья предателей жила в нескольких сотнях метров, через две улицы. Деревянный колодец с покрытием перед металлическим забором, за ним – одноэтажный дом из белого кирпича со спутниковой антенной на мачте, гараж, несколько сараев.

С десяток фруктовых деревьев за домом, дальше – огород. Во дворе бегают три курицы, упитанный пес, похожий на овчарку, вылез из будки, хлопнув цепью. Обитель выглядит безлюдной, но – не заброшенной. Кто-то таки за ним присматривает.

 

По улице идет невысокая женщина пенсионного возраста в темно-синих штанах и куртке с белым воротничком. Ее лиловая сумка-шопер почти одного цвета с пластиковыми галошами. Женщина держит в руках черный зонт.

Светлана, которая живет с матерью, в тот день не пошла на поминки, чтобы не подвергать родных Андрея Козыря лишним расходам – и так, мол, сложные времена. А еще, говорит, очень не любят такие события.

– У меня племянник не так давно в Бахмуте погиб. Я своего такого насмотрелась... Хоронили его в Харькове. На что там смотреть? Это чужое горе, пусть они его сами и поминают.

Спрашиваем, не знает ли, кто ухаживает за домом Мамонов.

– Они выехали год назад – сразу вместе с кацапами. Им эти люди, живущие напротив... – женщина запинается на мгновение и потом поправляет себя, – ... погибшие, ухаживали за хозяйством. Кормили, ухаживали, пока распродали все. На них же дом оставляли. Эти люди были рядом с ними (с Мамонами. – Gazeta.ua) всю жизнь, дружили семьями, и так им "отблагодарили" за все.

Среди погибших – супруги пенсионеров Николая и Нины Гриб. Это родители Алины Козырь – вдовы Андрея Козыря, которого перезахоронили в тот день. Николай Гриб дружил с Сергеем Мамоном много лет. Работали на одном предприятии, где Гриб был главным инженером, а Мамон – шофером. Жили по соседству, мужчины вместе рыбачили, женщины ходили друг к другу в гости. Еще одна соседка – 60-летняя Елена Крысевич ухаживала за свиньями, а после побега предателей – помогала распродавать. Погибла 5 октября.

Также за домом иногда присматривала теща Сергея Момона – мать его жены Наташи, которая живет в Шевченково. Но в Грозу приезжала редко.

– Мамоны всегда выражали какие-то пророссийские взгляды? – спрашиваем женщину.

– Да вроде нормальные были. Нормально общались с соседями, обычные люди были. А потом выяснилось, что не нормальные. Что им не хватало? Земли, хазяйство, огороды, квартиры в Харькове, в Шевченково – дома. Здесь сколько хозяйства – все.

 

В Россию, кроме семьи Мамонов, выехали еще несколько десятков человек. Преимущественно, зажиточные семьи.

О Владимире Мамоне местные вспоминают еще такие подробности. Жил он не в Грозе, а в поселке Чкаловском в 25 км отсюда. Когда работал "полицаем" (сотрудничал с оккупантами. – Gazeta.ua), со свинокомплекса в Чкаловском вывез много свиней: приезжал и указывал, сколько и каких животных хочет забрать. Затем резал их и продавал на рынке.

Отец братьев-коллаборантов Сергей Мамон сотрудничал с россиянами – сначала работал начальником элеватора, а когда он остановил работу, руководил коммунальным хозяйством.

– А как Мамоны стали коллаборантами? Их заставляли? Или, может, договорились заранее и ждали здесь россиян?

– Да кто их заставлял? Никто. Он где-то работал в полиции, когда русские пришли и заняли тут посадки вокруг села, немного в клубе были. Русские начали всех проверять – кто в ментовке служил, кто был в АТО. И этих за шкирку взяли. Приезжали домой сюда с понятыми, делали обыск. А потом Сергей мужикам в бригаде хвастался, шо он отбашлял русским.

Тогда вроде обошлось, а через месяц-полтора – смотрим, а сыновья его уже пошли работать к русским полицаями. Еще одна женщина, которая работала следователем, также к ним пошла. Тоже уехала, и родители ее сбежали.

Во время оккупации Мамоны, хотя и совершали зверства в отношении односельчан, с соседями по улице имели ровные отношения, не трогали их.

Мимо нас проходит невысокий молодой мужчина в черных рабочих штанах, черно-серой флиске и черной же флисовой шапке.

– Здрасти, – здоровается, не останавливаясь.

– Здрасти. Саш, я правильно иду? – Светлана повышает голос.

– Куда? – мужчина останавливается и поворачивается к нам.

– За батонами. Написано вроде, у Ани, – позже Светлана объяснит нам, что у грозян есть закрытая Телеграмм-группа, куда сообщают актуальные новости о жизни села.

– Мне Серый тоже говорил. А Решетняк говорит – в клубе такое как. Не знаю, – Саша машет рукой и продолжает свой путь, чавкая ботинками по размокшей грязи дороги.

 

Наша собеседница объясняет: каждую пятницу в Грозу привозят "батоны" – белый хлеб, который раздают селянам бесплатно по гуманитарной программе. Раньше раздачей занималась 42-летняя Людмила Чегодаева. Она была очень активной – занималась волонтерством, организовывала доставку и раздачу гуманитарной помощи. Работала в сельском клубе организатором. Погибла 5 октября.

В эту пятницу хлеб снова привезли. Часть оставили в клубе – он расположен в другой части села, за небольшой плотиной. Половину хлеба оставили в единственном магазине, оставшемся в Грозе, у продавщицы Ани. Магазин на нее и ее сестру оставила хозяйка, когда выезжала за границу. Сначала – в Россию, оттуда удалось переехать в Финляндию, где сейчас и живет.

Поэтому ассортимент очень скудный, замечает Светлана. Но выхода у местных нет – идут туда, потому что основной магазин, которым пользовались местные, разрушен российской ракетой.

×