"Как Путин помог лучше понять Гитлера" - Сергей Громенко

24 февраля 2022 года стало переломным моментом и точкой невозврата во многих плоскостях – от ООН до отдельно взятых человеческих голов. И одной из тех сфер, в которых отныне невозможно оставлять все по-старому, является преподавание истории Второй мировой войны в школе. Но что и как теперь рассказывать ученикам на уроках?

Процесс радикального переосмысления украинского прошлого начался с победой Революции достоинства 2014 года. Коммунистические преступления были осуждены, а имена борцов за свободу Украины возвращены из забвения.

Однако на полную ревизию Второй мировой тогда не отважились. Хотя УПА была реабилитирована, ее противников вывели из-под действия закона о декоммунизации, если они участвовали в сопротивлении нацистам. Также были оставлены советские символы на памятниках войны и наградах. Это способствовало сохранению общественного порядка в и без того неспокойном государстве, но приводило к причудливому переплетению трезубов и звезд в умах украинцев.

Полномасштабное вторжение России 24 февраля поставило вопрос ребром. И не дождавшись законов или хотя бы распоряжений областных администраций, активисты и местные власти начали демонтаж уцелевших памятников. Пошли под нож не только бюст Жукова в Харькове, но и орден Ленина на стелле Победы в Киеве. А на западе страны кое-где сняли даже танки на советских монументах.

Все это наглядно демонстрирует, что общественный консенсус 2014 года больше не действует, и государственная политика относительно памяти о Второй мировой должна быть скорректирована. И одно из важнейших направлений, на котором следует сосредоточить усилия, – это школьное образование.

Сложности с преподаванием истории той войны имеют тройную природу: с одной стороны содержательную, а с другой – методологическую, с третьей – кадровую.

Первая проблема всем очевидна – немного найдется в школьном курсе столь же политизированных тем. Следует напомнить, что половину срока существования независимой Украины ее ученики изучали "Великую Отечественную войну" – с соответствующей идеологической окраской. В эпоху Виктора Ющенко программы в этой части более или менее европеизировали, но победа Виктора Януковича "обнулила" достижения его предшественника почти полностью. Тогдашний министр образования Дмитрий Табачник откровенно взял курс на ресоветизацию школьной гуманитаристики, и во многом преуспел. Украинские учебники в рассказах о войне мало отличались от русских. После Революции достоинства ситуация нормализовалась, а нынешняя большая война с Россией полностью исключила формальное возвращение к старым советским или общим с российскими нарративам о 9 мая.

Но нарративы нарративами, а отдельные мифы до сих пор живут полноценной жизнью – если не на страницах учебников, то в блогах и на YouTube-каналах точно. 50 самых распространенных из них были развенчаны в специальной книге, к написанию которой был привлечен и автор этих строк: "Война и миф. Неизвестная Вторая мировая" (М.: КСД, 2017).

Нынешнее нападение России способствовало осознанию истинности многих утверждений. Кратко вспомним о самых главных: 1) СССР готовился напасть на ІІІ Рейх – и нынешняя Россия тоже убеждает, что первой никогда не атаковала; 2) СССР не выиграл бы войну без украинцев – мы уже поняли, чего стоит армия, состоящая только из россиян; 3) СССР проиграл бы войну без ленд-лиза – прямо сейчас мы видим, сколь важно иметь непрерывные поставки боеприпасов, и в этот раз они прибывают не в Россию; 4) СССР действительно совершал все те преступления, которые ему приписывают: и насильственную мобилизацию неподготовленных гражданских чернопиджачников, и массовые изнасилования в Европе – потому что Россия поступает так же; 5) СССР в большинстве своем побеждал, заваливая врага снарядами, техникой и трупами, особенно под круглые даты, и проигрывал, если трупов оказывалось недостаточно – что мы видим и сейчас.

А еще теперь мы гораздо лучше понимаем, как Гитлер воспользовался немецким ресентиментом и погрузил Германию в бездну реваншизма, и как западные страны пытались умиротворить агрессора, пока не стало слишком поздно, и вдобавок к позору они получили войну.

Хочется верить, что теперь фактологическая сторона дела не будет вызывать замечаний.

 

Однако вторая и третья проблемы никуда не делись, а предыдущие годы разброда и шатаний лишь усугубили их – речь идет о самой методике преподавания периода Второй мировой в школах. Здесь бесполезно сетовать на тяжелое советское наследие, здесь скорее провинилась прусская школа позитивизма, безраздельно господствовавшая в Российской империи, СССР, РФ, да и у нас крепко удерживающая свои позиции. В применении к войне это выглядит так – детей перегружают подробными описаниями боевых действий, фокусируют чрезмерное внимание на политическом руководстве государств, а вдобавок рассматривают это все только сквозь московские ("столичные") очки.

Чем дальше на восток Украины, тем больше учителей, особенно старшего возраста, воссоздают все штампы советской пропаганды. И это неудивительно – едва ли не половина школьных историков получила образование при СССР, а затем либо формально отсидела курсы переквалификации, либо вообще озлобилась и замкнулась в своем привычном мире. Да и теперь во многих педагогических вузах преподают те же большевики-передовики по советским методичкам. Эта проблема постепенно решается правильными акцентами в учебниках и внешкольным влиянием на детей. Сложно рассказывать о Степане Андреевиче по кремлевским лекалам, если одноклассники прямо на уроке могут спеть "Батько наш Бандера".

Однако все равно невозможно двигаться в будущее, не проведя в школах люстрацию. Это касается даже не столько подконтрольной, сколько оккупированной территории. Нетрудно догадаться, как и чему 8 лет учили детей в Крыму и на Донбассе. Да и сейчас в только что захваченных районах россияне переучивают учителей и меняют программы, чтобы с 1 сентября на уроках рассказывали их версию истории. С этим нужно что-то делать. И как раз нормальное изложение темы Второй мировой – это тест на профпригодность для школьного историка.

Но трудности на этом не заканчиваются. Плохо не то, что советских воинов подают исключительно как ангелов, а немецких – как демонов, хотя и это встречается нередко. Беда в самом подходе разделения тогдашнего мира на грешников и праведников, на ось и союзников. Ибо тогда на стороне условного "добра" оказывается СССР, и его участие в Антигитлеровской коалиции затмевает его преступления, в частности геноциды! Этим, кстати, до сих пор спекулирует Москва, оправдывая войну с Украиной. А на стороне "зла" находится Финляндия, что тоже абсурдно с любой стороны. И самое главное – при таком разделении украинцы, лишенные собственного государства, вообще перестают быть субъектом истории и лишаются права альтернативного выбора. Либо ты на стороне "света" (и, соответственно, в составе советской армии), либо на стороне "темноты", потому что при этом подходе кто не с нами – тот против нас.

Кстати, простое изменение парадигмы на противоположное ничего не даст. Ибо объявления советских солдат преступниками и оккупантами (а "гиви" и дивизионов "Галичины" освободителями) все равно оставит детей в ловушке черно-белого восприятия войны.

Что делать? Точного ответа нет, но пути уже проложены, в частности, в ходе франко-германского и польско-германского примирения. Во-первых, нарратив должен выстраиваться вокруг обществ, а не государств и армий. Не так уж важно в школе знать, какой фронт где оперировал – это желающие должны догнать, например, в курсе "Защита Украины" (который тоже следует переделать). Гораздо важнее понимать, как на сообществе людей, называемых украинцами (и в этническом, и в территориальном плане) отразилась война.

Нужно объяснять, почему большинство из них оказалось в рядах красных, но также объяснять, почему украинцы в других мундирах – не враги народа. Здесь помогут и сравнительные студии большевистского и нацистского тоталитаризмов, и вписывание Второй мировой в контекст ожиданий после Первой мировой войны. Первая война принесла Украине независимость, пусть и непродолжительную, и немцы были тогда союзниками украинцев, а россияне – врагами. Прошло 20 лет, но воспоминания об этом, на которые накладывалась боль от советских репрессий, побудили многих избрать сторону Берлина, а не Москвы. Только так можно разрушить черно-белую схему, о которой говорилось выше.

Ну и в этом же ключе подать проблему гражданского коллаборационизма – к которому действия советской власти побуждали не меньше немецкой.

Также следует переосмыслить и роль Украинской повстанческой армии в контексте "народа-войска". Каждый раз, оставаясь на вражеском приграничье без собственного государства или регулярной армии, украинцы прибегали к самоорганизации – так возникло казачество, повстанческое движение начала ХХ века и Движение сопротивления во Второй мировой: Полесская Сечь, походные группы ОУН(м), УПА, – да и Майдан с добробатами тоже.

Отдельной строкой должны быть упомянуты украинцы в рядах армий и тыла западных стран.

Ну и следует обратить, наконец, внимание на оккупационную повседневную жизнь, которая была для большинства украинцев гораздо более близким опытом, чем боевые действия. Истории обычных людей иногда могут оказывать большее воспитательное влияние, чем рассказы о легендарных героях.

Попытка создать такой нарратив Второй мировой, в центре которого будет украинское общество, а не господствующие над ним государства, не будет простой. Переключение внимания с солдат на обывателей будет встречено с непониманием, а уравнивание в рамках микроистории красноармейца, повстанца и дивизионщика, львовского украинца, киевского еврея, харьковского россиянина и бахчисарайского крымского татарина непременно вызовет сопротивление и учителей, и политиков. Однако только так мы сможем рассказать историю второй мировой войны, в которой найдется место всем украинцам.

И напоследок. Уже сейчас школьным учителям следует читать переводы лучших западных книг о войне – Энтони Бивора или Макса Гейстингса. Однако полноценного изложения Второй мировой в украинской школе не будет, пока в Украине не появятся собственные авторы мирового уровня. Украинская историческая наука должна безусловно доказать, что она и украинская, и наука.

Потому что общество, кажется, окончательно очнулось. В конце концов оказалось, что название улицы имеет значение, даже если она освещена и заасфальтирована.

×