"Может, Киев не моя территория?"

 

В холле киевского Дома учителя пара телекамер и газетчик.

— Для международного фестиваля - мало, — замечает харьковская поэтесса Ирина Евса, 49 лет, питерскому коллеге Александру Леонтьеву, 36 лет. Ирина - вся в черном, Александр - в бордовом пиджаке и вельветовых брюках морковного цвета. В холле как раз надевают пальто дети, у которых закончились занятия в кружках. Посетителей с приглашениями на фестиваль - единицы, хотя внизу и приписано: "Фуршет".

— Московские и питерские поэты — недостаточный повод, — длинноволосый Леонтьев иронизирует, вертя в руках неподкуренную сигарету.

— Минус 14 на улице, — продолжает Евса. — Троллейбусы почти не ходят. Такси забиты. Вряд ли много людей соберется...

— "Гиблый день для прогулок", — цитирует строку из новой книжки Ирины Леонтьев. — И ничего не продадим, — поэт имеет в виду книги, изданные организаторами "ДвуРечья".

Они лежат с ценником "15 гривен" у входа на столике. Это "Окраины" Леонтьева в плотном темно-зеленом переплете, "Трофейный пейзаж" на сто страниц Ирины Евсы и "Планы на осень" Ивана Дуды, 55 лет, — украинца, сейчас живущего в Питере. На обложках — репродукции украинских художников Василия Ермилова и Льва Крамаренко. Эти картины хранятся в частном собрании харьковского коллекционера Ильи Лучковского. И, как уверяет один из организаторов фестиваля Андрей Дмитриев, 33 года, в Киеве не выставлялись.

Полупустой зал холодный. На сцене — традиционные рушники и почти сдувшиеся воздушные шарики. Харьковский политик Евгений Кушнарев, 55 лет, который два года назад основал альманах "ДвуРечье", не приехал. Дмитриев сообщил, что Кушнарев заболел. Внизу, на рампе, висит эмблема "Новой демократии" — некогда партии, а ныне общественной организации пана Кушнарева. Однако питерские поэты точно не знают, что означает этот бело-красный кораблик.

Я не знаю, кто такой Кушнарев, да мне и все равно

— Я не знаю, кто такой Кушнарев, да мне и все равно, — признается "ГПУ" перед началом фестиваля Леонтьев. — Хорошо, что есть литературный фестиваль, хорошо, что он впервые проводится в Киеве. А завтра мы поедем с ним в Харьков.

— Мне достаточно много лет, чтобы тешить себя иллюзиями относительно таких вещей, как политика, — замечает Евса. — Хотя с Кушнаревим я на "ты", — добавляет, поколебавшись, поэтесса.

На протяжении двух часов поэты читают стихи. Дуда немножко неразборчиво цитирует из неопубликованного: "Украина — рай для мафиози. Рай, конечно. Рай для большинства. И знобит не очень, и морозит, и в депо плетется паровозик, ну и листья кружатся едва".

Евса меняет настроение каждого стихотворения, перекладывая в сборнике бумажные закладки: "Жестяное облако — что блесна, над пожарной плывет каланчой. А весна в отчизне, как лифт, тесна, и слегка попахивает мочой". Леонтьев читает о своей бабушке: "Сказать ничего не могла ты. Все хотела постылую — тщетно — покинуть кровать. Среди капельниц тех и шприцов, полотенец и ваты что еще остается живым, кроме как умирать..."

Треть слушателей сразу ушла домой. Двое уснули.

— В такой холод мы проводили фестиваль Чичебабина в Харькове. Кукольный театр был полон, — рассказывает "ГПУ" после официальной части Ирина Евса. — А здесь люди какие-то немобильные. Может, Киев не моя территория?..

— В Питере народ тоже плохо на литературные фестивали ходит, — замечает Леонтьев.

Мы идем на фуршет. Чистим апельсины.

— У меня восемь лет ничего не выходило. Директора российских издательств не хотели издавать, — сообщил Леонтьев. — В конце концов, это их право. А тут как прорвало: одна книжка вышла в Питере, еще одна — в Харькове.

Спрашиваю, как Леонтьев живет сейчас.

Горбатишься месяц, а потом идешь в магазин и тратишь больше, чем заработал

— Развелся, — отвечает. — Оставил жене двух детей, переехал из Волгограда в Петербург. С бывшей семьей теперь не общаюсь. Вот, езжу по фестивалям. В Киеве остановились на... Где мы остановились? — толкает поэта Владимира Бауэра. Тот достает из кармана мятую голубую бумажку. — На улице Кутузова, приходите в гости... — учтиво приглашает Леонтьев. — Мы вас угостим коньяком.

— А я тоже развелась, — рассказывает Евса. — Живу одна, потому что сын женился и уехал в Нью-Йорк. Перевела "Божественную комедию" Данте и "Фауст" Гете. Заработала только на дачу в Крыму.

Если бы не стали писательницей, что делали бы?

— Была бы поваром или уборщицей, — быстро отвечает Евса. — Готовить еду и мыть пол у меня хорошо получается.

С поэтом Иваном Дудой вместе пробуем бутерброды с беконом.

— Не знал, что у меня выходит книжка, — разводит руками. — Я работаю редактором питерской газеты "Красный Октябрь". Тут звонят по телефону...

Помните первое стихотворение?

— "Мы — за мир" называлось. Написал его в четыре с половиной года. Второе написал уже в 25. Он было о любви. Правда, любовь так и не встретил. И до сих пор неженат... — поэт упивается зубами в бутерброд.

Игорь Караулов, 39 лет, — единственный московский поэт на фестивале. На сцене он не выпускает из рук мобильный и принимает эсэмэски.

— Жена волнуется, — объясняет.

Вы читали о девочке с голубыми глазами. Жена?

— Нет, любовница, — говорит в шутку. И добавляет: — А с Юлей мы женаты 19 лет. Она украинка, правнучка Михаила Коцюбинского.

В Москве поэт хорошо зарабатывает?

— Москва — страшный город. Горбатишься целый месяц, а потом идешь в магазин и тратишь больше, чем заработал. В среднем три с половиной тысячи долларов в месяц.

Вы географ. Работали по специальности?

— Года четыре, в секретном ядерном институте, который проектировал чернобыльский реактор, в отделе радиационной безопасности.

— Это самый лучший поэт, — прерывает нас женщина лет 70 с красным шарфиком на голове. — Я влюблена в ваши стихи, — протягивает руки к Караулову и, закрыв глаза, сентиментально читает: "Природа щедра на подарки".

В Питере народ тоже плохо на литературные фестивали ходит

Я подхожу к человеку, который все эти книжки выпустил. Это директор харьковского издательства "Око" Ирина Пименова, 45 лет. Ее фирма работает совместно с издательством "Ексмо" на российском рынке. Пименова, держа в руках пачку "Винстона", рассказывает, как мучил ее каждый из поэтов:

— Вот с Евсой было легко работать, — говорит, доставая зажигалку. — Может, потому что она женщина и переводчица, и знает эту кухню... Попросишь к 12-ти сдать рукопись... Она будет ругаться, будет говорить, что не спала целую ночь, но сдаст. А Леонтьев, когда его книжка "Окраины" готовилась к печати, присылал миллион возмущенных писем: не так поставили запятую, тире нужно оттянуть от слова.

А Дуда?

— Питерские знакомые скопировали его рукописи и переслали в Харьков. Знаете, Иван - прекрасный поэт, но абсолютно не пробивной. Его первая книжка тиражом 250 экземпляров вышла, когда Дуде было 50 лет...

— Фестиваль "ДвуРечье" предусматривал участие и украиноязычных авторов, — говорит Андрей Дмитриев. — К сожалению, ни один не пришел.

"ГПУ" решила поинтересоваться, почему? Поэт Адрей Бондарь, 31 год, объяснил:

— Нас никто не приглашал. А читал только Евсу. Она хорошая поэтесса. Но как и каждый русскоязычный харьковский поэт — под воздействием Чичебабина. Это хорошие филологические тексты, поэзия для поэтов, тонко чувствующихт цитаты и игру слов. Без филологической подготовки их воспринимать тяжело.

×