Восстановление жилья в разбитых городах без запуска экономики не имеет смысла – Виктор Андрусив

По состоянию на сегодняшний день невозможно посчитать наши потери. Пока нет данных о масштабах разрушений Мариуполя. До сих пор не начали анализировать те же самые Сумы. Поэтому сейчас любые цифры, потому что звучали полтора триллиона долларов и другие, берут с потолка.

Война продолжается. У нас нет представления, во сколько нам обойдется Рубежное, Кременная и все населенные пункты на востоке, потому что там идут сильные бои.

В первую очередь нужно говорить не о суммах средств, а о логике финансирования – где мы будем их брать. Надо думать о формате – как будем это восстанавливать или отстраивать. Это ключевое.

Есть несколько подходов. Первый и наиболее логичный – попытаться получить замороженные активы россиян для компенсации причиненных нам потерь. На сегодняшний день это где-то 700 миллиардов долларов. Из них 400 – их так называемый золотовалютный запас, замороженный в США. Сюда можно добавить их недвижимость, яхты. Но сейчас не до конца понятен юридический механизм этого вопроса. Нужно для этого решение международного суда или достаточно судебных решений тех стран, где все заморожено. Или каких-либо законодательных решений в рамках этих стран. Если мы выбираем такую логику, то работать над этим нужно было вчера. Это сложный процесс. На Западе правовая система – это один из столпов. Несмотря на войну и все остальное, они будут двигаться в рамках своих законов и правил. Россияне это будут использовать. Могут затягивать в судах на годы. И большая лоббистская работа, если эти законы нужно принимать.

Другая история – это условный "план Маршалла".

Еще идут боевые действия и о восстановлении страны говорить пока не приходится. Есть понятие экстренного восстановления. Когда мы в Ирпене, например, восстанавливаем свет, газ и воду. Меняем окна в домах. Это позволяет обеспечить жизнедеятельность и не более.

Второе – полное восстановление страны. Тогда говорим о "плане Маршалла". Это большая коалиционная работа. Ее нужно начинать. Выводить рамки этого плана. Следует определиться с механизмом, логикой и запускать в работу нашим дипломатическим фронтом. Ибо такие решения принимают долго.

 

Есть мировой опыт послевоенного обновления стран. Государство, которое пострадало, создает отдельное министерство или агентство. Вся эта работа, включая формирование коалиционных фондов, осуществляется через эту структуру. Там есть руководитель с определенным мандатом. Это ведомство делает анализ: ситуация по жилфонду, по инфраструктуре, коммунальным сетям. Это большая работа. Если этим все будут заниматься, то такое будет и качество.

Ключевой момент восстановления – это средства внешних партнеров. Если не можем представить им цельную картинку – на что идут средства, сколько их нужно, как они распределяются, то ничего и не получим.

Уже была такая ситуация после 2014-2015 годов. Несколько стран согласились выделить финансовый ресурс на восстановление пострадавших районов на Донбассе. Просили для этого создать отдельный фонд. Это должен быть так называемый мультитрастовый фонд. Следовало принять законодательство, по которому он мог бы действовать и тратить средства. Партнеры волновались, чтобы деньги не пошли на предвыборные подачки – в качестве доплат к пенсиям или что-то подобное. Министерство реинтеграции не подготовило закопроект, не предоставили его и упустили возможность.

В 2015 году мы получили так называемую неотложную помощь от Европейского инвестиционного банка – около 300 миллионов евро. С них успели передать первые 30 миллионов. С 2017-го Украина уже вернула эти 30 миллионов назад. Почему так случилось? Потому что банк выдвинул свои условия. Одно из ключевых была о том, что расходование суммы более миллиона евро требует согласования с ними. Плюс был ряд требований до того, как должны расходоваться эти средства. Очевидно, нашим бюрократам стало это неинтересно. Мы потеряли эту помощь.

Если не будет скоординированной политики в этой сфере, если не будет одной точки приложения усилий, то, скорее всего, наши партнеры не поймут, как с нами взаимодействовать. Мы тратим слишком много времени, которого у нас нет.

Если ничего не сделаем, то придется решать все своими силами.

Сейчас нужно заниматься экстренным восстановлением. Оно не нуждается в системном вмешательстве. Лишь координация и помощь. Например, нужно максимально привлечь коммунальные службы и технику из наших регионов в Бучу, Ирпень, чтобы быстро разобрать завалы, возобновить коммуникации. Это все делается, но больше на энтузиазме.

Власть для этого должна приложить усилия. По крайней мере, на этапе экстренного восстановления. Агентство требуется на этапе более концептуального обновления.

Все начинают говорить о жилье. На самом деле, первым пунктом такого восстановления должно быть не жилье, а восстановление экономики.

Люди вернутся, а нет работы, нет ни одного предприятия. За что жить? Поедут на заработки. Тогда вопрос – в чем ценность того, что мы вам восстановили жилье.

Вопрос номер один – возобновление бизнесов и предприятий, вопрос номер два – жилье.

При наличии ресурсов это можно делать быстро. Наймите иностранные компании, купите много техники. Это не проблема. Вопрос в том, есть ли у вас эти ресурсы?

Два года – это минимальный срок. Если у вас есть все, что нужно, то два года – это реалистично. Но не до конца. Я оцениваю минимум в пять лет.

Чтобы они ни дали, это будут оценивать деньгами. Нам дают вертолеты, а на самом деле выделили 800 миллионов долларов. То есть, деньги конвертируются во что-то конкретное. Запад оценивает все так.

Я страшный противник таких тезисов: давайте радоваться тому, что дают, потому что могут и это не дать. Должны быть требовательными и настойчивыми. Первая причина – это вопрос нашего выживания. Если просить меньше, чем нужно, то столько же и получим. Надо просить столько, сколько реально нужно. Второе – имеем колоссальную поддержку в западных обществах. Если нас поддерживают их народы, должны помогать и их политики. Когда есть диссонанс, то должны апеллировать к гражданам этих стран и говорить: смотрите, ваши политики не выполняют обещаний.

На Западе собрали разными способами миллиард помощи от людей. Из этой суммы мы получили несколько процентов. Все остальное идет на разные их благотворительные фонды и международные организации. Грубо говоря ООН, Международный Красный Крест. Много таких организаций, о которых мы и не знаем, потому что они работали в Африке, Азии, Латинской Америке. Теперь они хотят приехать и работать здесь. У нас такой подход, что деньги этих организаций их. И они должны сами решать, как их тратить. Но мы должны поставить все эти организации в единые и рамки и правила игры для всех. Они должны работать с нашими запросами, а не формировать их сами. Должны работать с органами власти, координировать усилия между собой, чтобы не производить двойное или тройное финансирование и координироваться с нашим бюджетом, чтобы не было дублей. Их нужно регистрировать и направлять. Это задача Минэкономики. Они должны активно сейчас включиться в это. Ибо происходит хаос. Многие новые организации приезжают и не знают, как начать здесь работу, где регистрироваться.

Они сами что-то придумывают, куда-то везут, что-то делают. Не понимают своей эффективности.

Я это видел в 2014-2015 году на Донбассе. Одна организация придумала, что в серую зону нужно отвезти людям кур. Чтобы они могли разводить их и иметь, с чего жить. Эта организация работала в Африке и не знала, что на Донбассе бывает минус 30. Две фуры приехали с замерзшими курами. Таких случаев было много. Я тогда оценивал эффективность израсходованных средств таких организаций – до 50 процентов.

Здесь речь должна идти о другом. Следует понимать, что есть угроза двойного финансирования жилья. Например, если мы будем сейчас строить временное жилье, то тратим средства на это, а потом все равно начинаем отстраивать человеку его жилье. Фактически дважды израсходовали средства. Ясно, что там кто-то думает, что потом военных там поселит. А что это за жилье? А военный может не захотеть жить в модульном доме.

Ключевой вопрос – не жилье, а рабочее место. Если нет работы, то человек уедет. Не вижу в этом подвига. Есть механизм выкупа квартир, которые выкуплены, но не сданы. Я скептически к этому отношусь. Большинство домов строятся на средства инвесторов. В каком-нибудь многоэтажном доме могут быть сотни инвесторов с целью перепродать их дороже. Соответственно, есть вопрос, что с этим делать. Не знаю, что правительство об этом думает.

Ключевая задача – понять, это война краткосрочная или долгосрочная. Отталкиваясь от этого, начинать планировать свою политику. Краткосрочная война – это от полугода до года. У нас остается шанс, что она будет такой. В третий или четвертый месяц войны будем это понимать. Если мы видим, что все превращается на долгосрочный, придется менять программы. Три-шесть месяцев люди будут вынуждены находиться в таких непростых условиях.

Если мы понимаем, что конфликт долгосрочный, тогда предлагаем, например, такую логику человеку. Мы выкупаем жилье и даем новое. Или покупаем жилье с перспективой того, что человек отдаст в собственность старое жилье. Таким образом, пробовать это решать, чтобы избежать двойных или тройных финансирований. То есть, человек может сказать, что не собирается возвращаться в Ирпень. Вот оценка жилья и человек рассчитывает на какой-то эквивалент во Львове. Мы начинаем находить варианты. Или человек говорит, что потерпит, но хочет вернуться в свое жилье. Это его право.

У меня нет таких данных. Есть понятие разрушенного жилища. Но есть многоэтажка, в которой сгорела крыша. Очевидно, это разрушенное жилье для последнего этажа. А для всех остальных – нет. Если у вас просто выбиты окна и сгорела крыша, восстановить это не составляет никакого труда. Но если ваш дом разнесла авиабомба, вы уже сегодня должны решать, где и как вам жить. Но для этого нужно провести всю эту инвентаризационную работу. Не знаю, делают ли ее сейчас.

Откликнулось 20 тысяч человек. Пару групп работают в Бородянке. Помогают ГСЧС. С этой недели начали отправлять людей в Гостомель, Ворзель. Люди самостоятельно приезжают, разбирают завалы. Также на волонтерских началах предлагают строительные услуги – электромонтажные, водопроводные. Это человек готов потратить неделю жизни. Это история не только о восстановлении, но и о солидарности. Что мы единый народ. Что харьковчане должны почувствовать, что во Львове сопереживают за их боль и готовы присоединиться и помочь вернуться к нормальной жизни. Мы как нация, как единый организм. Власть для этого должна приложить усилия. По крайней мере, на этапе экстренного восстановления.

Еще мы ввели такую возможность, что через наш сайт люди могут самостоятельно привлекать волонтеров. Можно написать, что нужны помощники для разбора завалов вашего дома. Или нужна помощь с техникой. Все это бесплатно.

Проводим активные переговоры с Мининфраструктуры, Минрегионов по приобщению волонтеров к этому экстренному восстановлению.

Иностранцы есть. Подсчеты не делали. Этот проект вызывает большой интерес украинцев. Нужно содействие местным властям. Потому что люди готовы приезжать на неделю, но им тоже нужно где-то жить. Они готовы жить где-нибудь в школе, но минимальные условия тоже нужно создавать – питание, матрас. Также нужно понимать, что требуется координатор, ведущий объект. А волонтеры будут меняться – кто-то на неделю приедет, кто-то на месяц.

Ситуация точно отличается масштабами. Второй вопрос – что и тогда не решили многие проблемы, которые люди не понимают как связь с восстановлением. Война вызвала не только физические разрушения, но и социальные. Например, много будет детей-сирот. В Украине сложная процедура усыновления занимает до двух лет. Понятно, что после войны она не может оставаться такой. Нужно как-то это будет урегулировать. Будет много проблем с пропавшими без вести, с людьми, у которых мы не можем установить личность. Это будет большая социальная катастрофа, к которой нужно готовиться уже сегодня. Некоторые решения требуют быстрых действий, но разная антикоррупционная борьба этого не позволяет. И здесь стоит вопрос выбора – длительный процесс, к которому нет вопросов с точки зрения коррупции, или скорый с рисками обвинения в коррупции. Вам нужно восстановить больницу – вы можете проводить тендеры девять месяцев или рискнете и закупите все материалы своими силами. Надо найти такой режим работы органов власти, при котором мы можем избежать коррупционных проблем и растяжения решений на годы.

Россию наказывают за ее преступления каждый день. В виде сотен погибших солдат. Все остальное зависит от боев, от того, как закончится наша война. От того, будет ли Запад укращать санкциями Россию. От самого понятия, как завершится война и на каких границах. Но Россия кару несет уже сегодня.

Само это великое наступление является в определенной степени мифическим. Потому что, грубо говоря, с первых дней произошло большое наступление. На Донбассе не прекращаются бои. Они каждый день штурмуют города. Растет интенсивность и количество задействованных сил. Но они могут наступить, а через несколько дней понести столь большие потери, чтобы отказаться от этого. И предложат переговоры. Есть разные сценарии этого. Они могут остановиться и ждать июня или сентября. Или могут пойти в переговорный процесс, если увидят, что ничего не достигают. Могут пытаться окружить нашу группировку в Луганской и Донецкой областях. Или совершить прорыв на Днепр, но это для них будет военной катастрофой. Сценарии известны, неизвестно – по какому они пойдут.

Я в эти козыри не верю. Потому что мобилизация для Путина – публичное поражение. Он фактически скажет, что они проиграли войну. О ядерном оружии – аналогично. Фактически уничтожит Россию – они будут жить хуже Северной Кореи. Но они до 24 февраля были встроены в мир. КНДР живет так 70 лет, и люди там не знают, что теряют. А россияне будут знать.

К тому, что это может быть надолго. А также к тому, что может быть действительно все. Я не верю, что они применят ядерное оружие, потому что пользуюсь логикой и рациональностью. Но никакой гарантии, что этого не произойдет, не может дать ни один эксперт.