После аварии на Чернобыльской АЭС родных братьев Михаила и Ивана Туменков, 76 лет, вместе с другими вывезли за пределы зоны. Но уже через несколько дней вместе с женами они вернулись в Чернобыль.
В почти безлюдном местечке открыли Свято-Ильинский храм. Тогда ныне покойного Михаила Моисеевича Туменко церковное общество выбрало старостой. А Иван Моисеевич, как и раньше, мастерил рыбацкие лодки.
— В 1997 году ко мне в сопровождении двух милиционеров подъехал какой-то начальник. Не поздоровавшись, приказал: "Если через три дня не оставишь с женой свой дом, то я дам команду — и его снесут бульдозером!". Я как раз мастерил новую лодку. Подошел с топором, бросил ему под ноги, показал руки со скорченными пальцами и сказал: "Посмотри — пальцы не сгибаются, как клешни у краба. Утром я вкладываю в них мокрую тряпку —, чтобы умыться. Я этими руками четырех сыновей выкормил и более 300 лодок смастерил. Дом до последнего гвоздя построил. Я шесть лет подводным минером на Балтийском флоте прослужил. Еще с войны храню три противотанковые гранаты. Если ты пришлешь к моему дому бульдозер, то первую гранату я брошу под бульдозер, вторую — тебе в кабинет, а третью — себе под ноги".
Иван Моисеевич смеется. Мы сидим на перевернутой лодке на березе залива Русло. Ранее низинную часть Чернобыля называли как один из киевских районов — Подолом. У берега привязаны семь лодок. Недалеко свою ремонтирует сосед Туменко Иван Маркевич, 70 лет.
— Еще до службы на флоте я окончил строительное ремесленное училище, — ведет дальше Иван. — Работал плотником. Но в мае 1957-го, когда строили общежитие в Чернобыле, я упал с лесов. Сломал обе ноги. Еще и выкрутил ступни: где были пяты, оказались пальцы, а где были пальцы — стали пяты.
Туменок держит на коленях большого серого кота, которого принес с собой. Гладит его по спине.
— Пенсия мизерная, а работы — по горло: корова, свинья, куры, огород, да и наш дом недостроенный стоит. И как раз после той беды моя жена Валя рожает трех сыновей-близнецов — Володю, Толю и Диму. А кормить их ничем. Нету даже 50 копеек, чтобы манки купить. Валя щавель в лесу рвала и продавала на базаре. А какой за тот щавель выторг? Из флотского бушлата две подушечки сшил, привязал их веревками к коленям и начал по дому ходить. Хоть какая-то помощь жене есть — посуду мою, фасоль вылущиваю со стручков, картофель чищу. Но разве же то мужская работа!
Не было 50 копеек, чтобы манки купить
Он встает посмотреть, все ли правильно делает возле лодки Маркевич. Идет, хромая на правую ногу.
— Вместо одного длинного закрути два более коротких шурупа, — мягко поучает. — Они будут крепче держать. Бригадиром у нас был хороший мужчина, Пахом Иванович Лысенок, — продолжает. — Он умели мастерить чететехвесельные "дубки" — быстрые лодки для ловли рыбы неводом. На "дубках" в Чернобыле возили из плавней сено, дрова из леса, плавали по Припяти в гости к родственникам. Тогда же моторов не было. "Дубок" — это лодка острой формы, — объясняет. — Длина его девять метров, а ширина — один метр пять сантиметров. Рассчитан на четырех рыбаков: двое на веслах, а двое невод выбрасывают в воду. Бригадир зимой, когда работы не было, брал меня себе в помощники, лодки делать.
А тогда я уже сам одолжил немного денег у людей. Купил доски, гвозди, сосновую смолу и стальной провод для скоб. Сделал чертеж на бумаге, перекрестился трижды и перешел к работе. Валя хотела мне помогать, а я ей говорю: "Э нет, не нужно. Это я экзамен прохожу для будущей жизни". Челнок вышел козы ристы й.
К берегу подходит еще один самосел Павел Ведерников, 54 года. Несет два дубовых весла. Садится, закуривает.
— Бог начал поправлять мое здоровье, — поздоровавшись, продолжает Туменок. — Поломанные кости срослись, ступни вернулись на место. Я ежегодно где-то по 12 лодок мастерил. Как-то подсчитал: за 27 лет до аварии сделал 324 лодки да еще семь после нее — всего 331.
— Мою лодку делал другой мастер, — гасит сигарету Павел. — Очень тяжелая в ходу, к воде прилипает, потому что неправильно сделано дно. А лодки Ивана Моисеевича держатся на волне, будто утка.
Туменок берет у Павла весла, отвязывает лодки, садится на корму, а " ГПУ" сажает на нос. И гребет от берега. Показывает, как разворачиваться — вправо, влево, быстро сдать назад. Потом вертится на месте, будто стрелки часов.
— В Чернобыле все лодки, которые имеют добрую плавучесть и маневренность, называют козы ристыми, — объясняет. — Их нос и корма немного подняты.
Пристаем к берегу. Сходим с лодки. Иван Моисеевич обут в грубые ботинки. По перевернутым днищам легко перескакивает 7-летняя дочь Ведерникова Марийка в ярком розовом платьице. Кататься на лодке не хочет.
— Понесу козленку травы, — говорит.
Сокрушается, что после аварии на ЧАЭС ребята разъехались. Дмитрий живет в Яготыне, Анатолий — в Вишневом, Володя — в Узине, а старший, Николай, — в Обухове.
— Но каждый год приезжают в Чернобыль. 9 мая мы все идем на могилу Валентины Николаевны.
Как говорят че рнобо ляне, эта могила в образцовом порядке.
1930, 3 ноября — родился в Чернобыле
1958 — вступил в брак с Валентиной Голиченко
1950 — пять лет служил на эсминце "Отличный", на Балтике
1951 — родился сын Николай
1956 — Иван сломал на строительстве ногу
1959 — родилась тройня — Дмитрий, Анатолий, Владимир; первая лодка
1989 — умерла жена
2001 — отошел в вечность брат Михаил, бывший староста Свято-Ильинской церкви
Имеет шестеро внуков. В Чернобыле живут сестра Валя и двое племянников, оба — Викторы
5 
1
Комментарии