"С ним и погиб. Письмо полностью было в крови"

Отбирал семьи сам. Определенного критерия не было. Хотелось только показать, что война рядом. Образовалась такая извращенная реальность, что война где-то далеко. Есть люди, которые воюют, а есть другие, которые "хорошо живут, едят мороженное и пьют пиво". Хотел взять истории из разных уголков страны. Показать, что война добралась и до самой глухой деревни Закарпатской области. Мы были и в Мариуполе, и в Мукачево, и в Борисполе, и в Херсоне. Я из Коломыи, что в Ивано-Франковской области. И поэтому война в Донбассе для меня очень далекая. Но когда приезжаю домой, могу идентифицировать, что в стране она продолжается. Вижу людей, которые ходят в черной одежде: их стало больше. Вижу, что улицы получили новые названия в честь погибших воинов. Вижу тех, кто возвращается с фронта. Физически война далеко, но ее отголоски получил каждый уголок нашей страны.

Труднее всего было договариваться с семьями в 2016 году, когда мы начинали работу над этим проектом. Во многих травма была очень свежей. Когда звонил, мне отвечали: "Мы не готовы ни с кем сейчас общаться". Я говорил: "Спасибо". Искал дальше. Другие наоборот писали мне, что хотели бы присоединиться к проекту. Просили: "Если вы можете сделать что-то для моего отца, сына или мужа, то сделайте". Понял, что для этих семей крайне важно, чтобы об их близких говорили и помнили. Главное - не как о жертвах, а героев.

Когда мы приехали в Мукачево, дочь погибшего военного показала письмо, которое она отправила папе на фронт. Писала, что ждет его, и он нужен дома. Рассказывала, что в родном городе ее травят, потому что папа не поехал к венграм, как большинство делает в этом регионе, зато отправился на фронт. И она писала, что гордится им. Выяснилось, что на фронте отец носил это письмо в нагрудном кармане. С ним и погиб: подорвался на фугасе. Письмо полностью было в крови. Мы не были готовы к такому.

Семья из Киева выбрала рыцарский шлем. Мама погибшего парня сказала, что ее сын не был военным, но был воином. До войны парень интересовался историей, играл в настольную игру "ГО". Сообщил, что едет на фронт за полчаса до выхода.

Это не была наша работа - успокаивать. У нас такой принцип: если не можешь помочь, то хотя бы не навреди. Мы приходили в их дом, забирали их время. Фотосъемка продолжалась до 3-4 часов. И им было приятно, что об их близких говорят. Когда мы приезжали и говорили, что хотим рассказать их историю, у людей была благодарность. Это было для них терапией, наверное.

В конце августа нам удалось открыть выставку фотографий на Михайловской площади в Киеве. Семьи погибших просто светились от счастья. Не ожидал, что у них будет такая реакция. Я не мог понять, как они могут быть настолько благодарными за то, что мы всего лишь показали фотографии и рассказали их истории. Но для них это было важно.

Когда мы только начинали, многие из семей имели определенные финансовые проблемы. Не могли получить выплаты от локальной или центральной власти. Сейчас о таких проблемах не слышал. Благодаря таким проектам, как наш, семьи погибших получили компенсацию и от общества. Когда вспоминают их близких, это вдохновляет и дает определенное умиротворение. В их городе или улицу назовут, поставят памятники или мемориальные доски, или организовали церемониал погребения. Они замечают, что общество меняется.

Знакомая, которая тоже помогала армии, посоветовала. Юра тогда как раз был в Украине. Когда спросил у него, сможет ли присоединиться, ответил: "Это для меня большая честь". У Юры есть свой почерк, стиль, а также опыт. Он умеет так построить фотографию, расставить людей, чтобы они могли передать свой "месседж".

Юра приезжает в Украину раз в год на месяц-полтора. И я бы не сказал, что он истощен. Или умеет это скрыть. Юра не смотрит на нас всех, как на жертв. Образ замученной жертвы, который у нас бытует, не является животворным. Он относится к этому, как к данности: да, война есть, но мы не можем не воевать, потому что мы перестанем быть собой.

Фотографии делали только дома у семей погибших. Кроме одной: они фотографироваться в церкви. Сказали, что церковь - это как их дом.

Фотографировали дома, потому что нам хотелось показать в публичном пространстве домашний уют. Война его разрушает. Некоторые переезжает из старых квартир, потому что не могут там жить. Таких было 3 или 4 случая. Некоторые строил целые алтари дома. Или в той комнате, где погибший жил, продолжали держать его вещи. Одну комнату погибшего превратили в кладовую. Она полностью забита пылью. Таким семьям трудно принять смерть близкого. У них злость на то, что парень ушел на войну и погиб там.

От участия отказалось столько же людей, как и согласилось. Некоторые говорили, что таких вещей не умеет делать, для них это чувственная тематика и они просто ее испортят. Кто-то соглашался, а отказывался позже. Утверждали, что не готовы. И это абсолютно нормальный рабочий процесс.

Все авторы показывали свои тексты семьям. Важно, понравилось или нет. Также для уточнения фактов.

Больше всего тронули тексты Ларисы Денисенко и Александра Михеда. Писательница написала о молодом парне, который погиб в Донецком аэропорту. Называется "На небе сегодня большой праздник, дед". Автор рассказывает о том, как парень сам вышивал себе рубашки, каким был мастером и как радовался назад.

В планах - взять еще 6-7 историй семей. Авторов уже хотели бы взять международного масштаба, например, Тимоти Снайдера. Если такой выдающийся человек напишет об украинских героев и расскажет о них в своей среде, для нас, как для государства, это много значит.

Художественная идея этого проекта в том, что мы ищем некое продолжение после того, как человек физически исчез. Тема страдания у нас тянется веками. Она мне не интересна. Надо говорить о людях не только как о мучениках или жертв, но и о том, что они герои или просто люди. Такие, как мы с вами. Они имели свои убеждения и ценности, свои плюсы и минусы. Показывая эти истории, мы перебьем то, что у нас к военным потерям относятся просто как к статистическим цифр. Даже президент Зеленский говорит: "За последние сутки у нас только одна боевая потеря". Но эта потеря имеет имя, фамилию, историю, семью. К чести этого человека можно было бы о ней вспомнить и не один раз - публично .

Хотим говорить через эти истории о волонтерский-добровольческий феномен, который остановил армию. Понятно, что если бы мы проиграли, то Россия обогатилась нашими как человеческими, так и природными ресурсами. И пошла бы на другие европейские страны. А мы определенным щитом.

Еще во время Революции достоинства вывозил раненых на майдане Независимости в Польшу. А когда началась война, военных вывозили теми же дорогами. О Евромайдане и войне с Россией писала зарубежная пресса. Мои знакомые из Польши, Германии, Канады были захвачены тем, как украинские военные противостоят российской агрессии.

Когда был в Израиле, те, с кем я общался, мало знали, что у нас здесь происходит. Они думали, что мы с РФ одно государство, и не могли понять, почему мы никак не можем найти общий язык. Спросил у них: "Это вы с Египтом тоже одно государство?". Ответили: "Конечно, нет". И я сказал: "Мы с Россией - тоже".

Именно поэтому нам хочется увезти истории семей за границу. Мы задерживаем одну из сильнейших армий в мире. И при этом не имея сверхмощного оружия. Это определенный феномен, благодаря которому нас должны узнавать. Мы, прежде всего, нация героев.

Я в этом убежден. Когда я был на Революции, для меня было очевидно, что мы проиграем. Но через некоторое время мы с русифицированных лузеров превратились в безумных мясников. И на Майдане, и позже - на войне.

Люди, которые за идею и убеждения шли под пули со щитом, а затем невооруженными ехали на фронт, впечатляют. Конечно, это породило новый образ украинца. Хотел бы, чтобы он рос.

Общался с историком Ярославом Грицаком, который тоже писал текст для проекту. Он говорил, что героический миф нужен нам сегодня. Для того, чтобы понимали, что мы стоим на плечах выдающихся героев. Мы должны знать, на кого ориентироваться.