Что для них - белое и пушистое Иное, для нас - темное и острое Чужое
Нам трудно принять Инаковость
Сейчас много читаю Лесю Украинку. И понимаю, насколько важна для нее тема Чуждости. Она везде - в "Кассандре", "В пуще", в "Боярыне", "Руфине и Присцилле", "Оргии", везде. Ощущение Чуждости внутренней или внешней.
И это ощущение мы до сих пор с ней разделяем. Потому что наша история такая сложная и мы так часто себя чувствуем во внутренней эмиграции, что принять Инаковость нам трудно. Потому что она для нас - часто не возможность, а угроза. Не Инаковость, а Чуждость.
В нашей истории Иной был часто сильнее
Это надо преодолевать, чтобы быть открытым. Но это можно понять. Дискурс Инаковости появился во второй половине ХХ века в бывших империях или у бывших колонизированных, которые хотели признания бывших империй. Иной был by default слабее, поэтому требовал признания своей инаковости.
Зато в нашей истории Иной был часто сильнее. Поэтому его не надо было признавать: от него надо было защищаться. Потому что он не был империей, которая хочет открываться Иному: он был империей, которая Иного хотела уничтожить.
Вот и причина такой сложной судьбы западного послевоенного и постколониального либерализма в наших военных и все еще колониальных землях. То, что для них - белое и пушистое Иное, для нас темное и острое Чужое.
Текст является постом автора в Facebook и не написан специально для Gazeta.ua. Перепечатывается с разрешения автора.
Комментарии