Язык всегда был куда более мощным оружием подчинения, чем армия

Кремль присвоил некоторым частям российских вооруженных сил "почетные" названия украинских городов Житомира и Нежина. Это является еще одним напоминанием о том, что Россия ведет войну с Украиной и на языковом фронте. На том где украинское правительство и широкий политикум слишком часто оказываются по одной стороне с Владимиром Путиным.

Каждый акт называния или, как говорят языковеды, номинации, является по определению актом присвоения того, что слово называет. Это особенно касается имен. Если населенный пункт, скажем, называют Вроцлав, то тем самым сигнализируют, сознательно или нет, о его польскости. Если же тот самый город называют Бреслау, то с польского он становится немецким. То же можно сказать о других парах географических названий: польский Пшемышль или украинский Перемышль, украинский Ужгород или мадьярський Унгвар, кастилийський Сан-Себастьян или баская Доностия, украинский Сичеслав или русский Днепропетровск.

История имеет множество свидетельств того, как полученные территории отнимались у их коренного населения и присваивались захватчиком простым актом переименования. Каждый школьник знает, как в Америке испанцы называли свои владения Новой Испанией, англичане свои - Новой Англией, французы свои - Новой Францией. Имперскую логику символического присвоения чужих территорий продолжает московское определения юга Украины топонимом "Новороссия".

Язык всегда был куда более мощным оружием подчинения, чем армия. Хотя бы потому, что языковая оккупация продолжается даже после конца оккупации вооруженной. Об этом наглядно свидетельствуют реалии сегодняшней "независимой" Украины, чье культурно-информационное пространство остается оккупированным россиянами.

Сам факт этой оккупации едва ли вызовет сомнения даже в предвзятого наблюдателя. Если же таковые возникнут, то стоит выйти на улицу в Киеве, Харькове, Одессе или даже в еще недавно на все 100% украинском Львове, чтобы убедиться какой язык здесь царит. Было бы странно, если бы после веков грубого уничтожения украинцев и украинства Москвой дело сегодня стояло как-то иначе.

Проблема здесь в том, что сами украинцы не только не оказывают сопротивление постоянным практикам языкового присвоения россиянами их территории, культуры, но принимают в них активное участие. Часто вопреки своему глубокому осознанному украинству.

Это особенно интересно наблюдать в области имен. На протяжении веков русскоязычные последовательно русифицировали имена украинцев. Поэтому с украинца по имени Дмитро всегда делали "Дмитрия", с Миколы - "Николая", Олексия - "Алексея", Тимоша - "Тимофєя", так же с Наталки - "Наталью", Катерины - "Екатерину", Тетяны - "Татьяну". "Перекрещивая" украинцев на россиян, московская империя шла дальше и представляла их остальному миру уже только и исключительно как россиян с русскими же именами, транслитерированными на другие языки. Украинец Микола Гоголь для остального мира - был исключительно русским "Николаем Гоголем", так же Олександр Довженко - русским "Александром Довженко".

Последовательную руссификацию названий людей, местностей или водоемов (вместо "Днипро" - "Днепр" и английском Dniеper, а не правильное Dnipro) русскоязычные применяют за малым исключением лишь к украинцам и, возможно, белорусам. Почему? Потому что украинцы в московском мировоззрении - это россияне, их "юго-западная" разновидность, или "один народ", если пользоваться путинской идеологемой.

Если украинцы и россияне два разные народы, то почему же за малыми исключениями вся украинская пресса, телевидение и радио, и даже научные и языковедческие издания неизменно украинизируют российские имена. Пишут "Володимир Путін", а не как следовало бы "Владімір Путін", "Олександр Пушкін", а не "Александр Пушкін", "Дмитро Медведєв", а не "Дмітрій Мєдвєдєв" и т.д.

Названия россиян украинскими именами - это трактовка чужого как своего. Такую языковую практику мотивирует глубоко усвоена украинцами имперская фикция о том, что украинцы и россияне - это же "один народ".

Как ни странно, но эту чудесную раздвоенность в речевом поведении массово демонстрируют даже украинцы с высоким уровнем национального самосознания: языковеды, политики, писатели, журналисты, общественные активисты, часто даже борцы за языковые права. Интересно, что идея отмежевания от империи на уровне имен и названий до сих пор не нашла поддержки даже среди украинских языковедов, которые первыми должны понять и отбросить эту токсичную тактику присвоения колонизатором колонизированного.

Для человека, вполне свободного от московских имперских смыслов называть Путина "Володимиром", должно быть так же абсурдным и смешным, как называть американца Джорджа Буша — Юрием или англичанина Пола Маккартни - Павлом. Должно быть, но не является. Все как раз наоборот. Украинцы последовательно не переводят английских, немецких, французских имен и таким способом признают их независимость. William Shakespeare - это Уильям Шекспир, а не Василий Шекспир, Justin Timberlake - Джастин Тимберлейк, а не Устим Тимберлейк.

Иначе говоря англичане, немцы, итальянцы, французы - все нации в украинской языковой практике сохраняют свою национальность на уровне имени. Все кроме россиян. Их украинцы даже теперь продолжают украинизировать и тем самым говорят, что видят их украинцами.

Украинцы должны последовательно и программно пользоваться собственными названиями городов, рек, озер, людей, а чужие соответственно маркировать как чужие. Так поступают все остальные свободные народы. По такой логике деколонизации, слово "радянський" нужно заменить на российский варваризм "совєтський" или полегче для произношения "совітський", мол обозначаемое им явление навязано нам извне. Что-то подобное делали под советской оккупацией поляки, отвергая коммунистический неологизм radziecki и употребляя вместо варваризм sowiecki.

По логике деколонизации украинцы должны употреблять собственные, а не московские топо-, гидро- или антропонимы в каждом другом языке, включая русский и говорить "Ривне", а не Ровно, "Харкив", а не Харков, "Одеса", а не Одесса, "Днипро", а не Днепр.

Освобождение от империи, от ее "ценностей", смыслов и мировоззрения, путем радикального языкового отграничения от них является моральным императивом для украинцев особенно теперь, когда такое освобождение не связано с риском для свободы или жизни, как это было в условиях московской оккупации в 1991 года.

Оригинал