— Выжил в Дебальцевом только потому, что мой страх сумели зануздать. Там погибли не сотни, а тысячи, — говорит бывший боец батальона "Кривбасс" с позывным "Малой" 23-летний Константин Бондаренко.
Константин Бондаренко родился 8 июня 1994-го в городе Днепродзержинск (с 2016-го — Каменское. — ГПУ) Днепропетровской области. Закончил там профлицей №2. Два года работал на металлургическом заводе монтажником. В марте 2014-го пошел на войну.
— Был против Майдана. С другом, который тоже был против, пошли воевать. Из тех, кто ездил, никто не пошел, — говорит. — Мол, есть кому. Подумал, кто тогда будет защищать Украину?
Не было страшно?
— Знал, что враг на нашей земле. Мы прошли подготовку. До выезда в АТО родители не знали. Мама потом поддержала. 2 июня нас забросили под границу с Ростовской областью России. Жили в лесу. 8 июня, в день рождения, для себя копал окоп. Через две недели высунулись к Старобешевому, Амвросиевке. Месяц был на блокпосту между Старобешевым и Комсомольском (с 2016-го — Горишние Плавни. — ГПУ). Задержали там командира донецкого "Беркута" и помощника Гиркина. Те ехали по трассе. Хотели откупиться блоком сигарет. У одного из кармана выпала пистолетная гильза. Потом их отпустили "сверху".
Раз на наш блокпост натолкнулись три авто с кадыровцами. В бою ранили командиров взвода и двух отделений. Кадыровцев всех перебили. Хотя машины были бронированы. Из снайперских винтовок стреляли в лобовое стекло. Подошли к машине вытягивать. Один, еще живой, достал гранату. Командир "Медведь" увидел это и лег на него. Спас других.
В начале августа начались активные бои под Иловайском.
— Это был период потерь и боли. Погиб лучший друг от пули в шею. Жили в одном доме, пошли вместе на войну. Должен был в сентябре жениться. Полтора месяца не дожил. Тогда я впервые почувствовал страх смерти. Короткая ротация, учеба на Львовщине. Получил новую профессию: водитель бронемашины разведки. На войне это — картонная коробка.
22 декабря попали в Артемовск (с 2016 года — Бахмут. — ГПУ). Той же ночью сказали ехать в Дебальцево. Отказались, потому что были без оружия, в гражданском. На следующий день отбыли. Заменили больше 700 бойцов батальона "Киевская Русь" 25-й бригады. Нас было до 300, и 17-километровая зона ответственности — от Чернухиного до Новогригорьевки на Луганщине. Поняли — будет беда. Подняли шум. Высшее командование заверило, что подмога будет. Поверили.
Связь была плохой. Натолкнулись как-то на батальон "Артемовск". Те стояли, прибитые отчаянием, вокруг танка, натянув каски на глаза. Их бросили.
Как это влияло на бойцов?
— В 20-х числах января нас начали обстреливать. "Грады", "Ураганы", минометы. Мы заняли ангары. Россияне корректировали огонь азбукой Морзе. Мы деблокировали их, поэтому они били мимо. Однако стреляли с другой стороны. Ребята передали координаты вражеских точек в штаб. Там сказали, что бьют с позиций 128-й бригады. Такой был хаос.
Что делали, чтобы изменить ситуацию?
— Говорили с командованием, те обещали подкрепление. В конечном итоге 17-я бригада дала 40 контрактников и три танка. Один работал. Второй только ездил. Таскал третий, который только стрелял. Экипаж первого танка сделал невозможное, чтобы нас побольше выжило. Могли вылетать в разгар боя и бить по россиянам. За командира был почти дедушка. Но что он вытворял! Активный, энергичный. Видел их гибель. 120-миллиметровая мина угодила в танк. Ребята побежали гасить пламя, а там взорвались заряды. Погиб экипаж и много тех, кто его хотел спасать.
Когда поняли, что спасения не будет?
— 10 февраля 2015-го россияне захватили нашу позицию, рации. Говорили сдаваться. Командиры отказались. Но оптимизма стало меньше. Сотня бойцов попали в плен. Другие отходили с боем. Забирали сотни жизней россиян. Юрий Брехаря из "Кривбасса" с побратимами подбил шесть танков. На зенитной установке пробивали активную броню и из гранатометов добивали.
Когда вы вышли?
— 18 февраля 2015-го. Нас осталось 70. Половина выехала на одной из уцелевших машин. Водитель не захотел возвращаться за остальными. Побратим угрозами и матерными словами заставил. Когда уходили с позиции, взорвали все боеприпасы. Взрыв был мегамощным. Купол на десятки тонн подняло в воздух и несколько раз перекрутило.
Котла могло не быть?
— Нам поступили данные, что россияне планируют захватить наш плацдарм в конце января. Из-под Углегорска заходили в Новогригорьевку через железнодорожное депо. Пошли двумя подразделениями зачистить их. Один зашел в село. Другой, где был я, не смог закрепиться даже на краю. Нас накрыли артой. Залегли под заборами. И тут — три машины ВСП (военизированный патруль. — ГПУ). Кричим "Ложитесь!". А старший: "Я комендант города. У нас сигнал об ограблении". Мы отошли. Увидели мост, там — Нацгвардия с танками. Говорим, прикройте нас. Отказались: не имеют приказа. Если бы тогда удалось зайти в село и закрепиться, не было бы тысячи смертей.
Наступление длилось во всех направлениях. Россияне заходили в Дебальцево. На командном пункте "Ромашка" взяли пленных. Мы освобождать — шквальный огонь. Их лезли тысячи. Мы стреляли и не могли перебить. В полный рост, будто под наркотиками. Один в танке за 200 метров от нас вылез, снял штаны и показал интимные места. Последнее, что сделал в жизни.
Из города выходила колонна, которую обстреляли.
— Да. Назначили место сбора. Поразило, сколько там бойцов. Много тысяч. Где они стояли? Были моменты, когда любое усиление выиграло бы бой. Пошли тремя колоннами. На утро стали в поле. Нас обстреляли, началась паника, все кинулись наутек. Я и еще несколько бойцов остановились в селе. Имели простые автомобили и БРДМ (боевая разведывательная десантная машина. — ГПУ). Россияне из гранатомета попали по ней. Решили идти пешком. Опять паника. Сглупа стрелял в сторону россиян. Рядом был "Африканец". Прошел Ирак, поэтому трезво все оценивал. Сказал идти за ним. Встретили еще бойца из взвода, начальника штаба. Наши танки ехали и не стреляли. Мол, сбросили снаряды, чтобы быстрее идти.
Мы пятеро высидели пару часов и двинулись дальше, почти до Логвинового. Там поле, по обе стороны — россияне. После 17-и, как стемнело, поползли дальше. Первым — "Африканец". Снимал растяжки, вытягивал мины. Мы пролезли между блокпостами россиян в 150 метрах один от другого. Полем прошел их танк в сторону нашей колонны. Бежали 5 метров за ним. От него шло тепло и дым, потому в тепловизор нас не видели. На перекрестке на Троицкое танк повернул налево, а мы направо, на какие-то дачи. Выбили двери в одной и заночевали. Поужинали ветками с деревьев и талым снегом. Утром на заборе увидели нарисованный наш флаг. Это было счастье — свои!
19 февраля в семь утра вышел из котла. Позвонил маме. Две недели не знала, что с сыном. Из Артемовска с побратимом на такси поехали домой.
Вставал с кровати и прятался под стол
Дома две недели был, как в тумане. Ничего не понимал. Мама рассказывала, что по ночам кричал, воевал, вставал с кровати и прятался под стол. Заливал горе водкой. Обратился к психологу, и это помогло. Советую это всем бойцам, которые вернулись. Потому что страдает и сам, и семья. Бьют жен, детей.
Облегчение почувствовал, когда в 2016-м подписал контракт с 74-й бригадой. Воюю до сих пор. Понимаю, что нужен здесь.
8 
35413
Комментарии
4