В городе Миргород на Полтавщине в 1932–1933-х действовал приют для детей, родители которых умерли от голода или отдавали их из-за отсутствия еды.
Возле того места живет 91-летняя Вера Батиенко. Она попала в детский приют 6-летней. Говорит, что почти не слышит и плохо видит. Ходит с помощью двух палок.
— Всем выдавали лоскуток ткани и две веревки. Из них делали повязку, чтобы прикрыть перед. Одежду сжигали — боялись тифа, — рассказывает Вера Владимировна. — Спали на соломе. Лишь одна комната была теплая — называли ее "лазарет". Мы боялись туда попасть, потому что каждое утро оттуда вытягивали мертвых детей.
Женщина вытирает слезы садовыми рукавицами.
— Есть давали юшку на высевках или суп с картофельной шелухой синего цвета и кусок сухаря, — продолжает. — Мог быть отвар на траве. Говорили, что он лечит. Паек был для всех одинаковый, поэтому первыми умирали подростки, потому что им не хватало. Ходить не имели сил, лазили на коленях. Весной набросились на траву — ползали по земле и грызли. От голода кишки у детворы были тонкие, как пленка. А от крапивы, калачиков и травы разрывало внутренности. Тогда дети качались по траве, кричали от боли и умирали.
Помню, как хоронили подругу Наталью возле церкви. Ноги ее в могилу не влезали, и ребята решили их топором отрубить. Мы же заплакали и не дали такого сделать. Выкопали руками и ложками большую. Потом носили землю, чтобы у Натальи была могила с холмиком.
В заведении погибли несколько тысяч обитателей. Исследователи установили фамилии лишь 300 пострадавших. В 2009-м на месте приюта создали Музей Голодомора. У входа в одноэтажное кирпичное здание растут кусты калины. За домом видно старое кладбище. Рядом — крест из черного камня и три больших каменных плиты с именами и фамилиями погибших детей. У многих жертв одинаковая фамилия и отчество.
— Малышей складывали на телеги и утром доставляли в заведение — по 10-15 человек ежедневно. На этих же телегах потом вывозили трупы умерших на протяжении суток. Одновременно в приюте было почти 100 детей в возрасте от 2 до 17 лет, — рассказывает директор музея 70-летний Александр Джунь.
Заводит в музей. На полке с иконами в углу комнаты заменяет ковригу на свежую. Ставит новую свечу. Черствую буханку забирает — для птичек.
— Мертвых детей сначала хоронили в громадных казацких пороховых погребах (музей стоит на месте казацкой заставы. — ГПУ). Потом штабелями складировали на берегу Хорола. За зиму трупы превращались в мумии. Весной появились мухи и запах. Поэтому однажды ночью энкаведисты вывезли эти тела в яму на церковном кладбище. Позже начали вывозить трупы в песчаный карьер возле еврейского кладбища — там яма была намного глубже. Тела засыпали известкой, чтобы не было эпидемий. Мне это отец рассказал. Он доставлял в приют дрова.
В дом-интернат в 1931-м начали свозить детей расстрелянных кулаков. Территорию обнесли колючей проволокой. Опеку над ним взяло НКВД.
— Советские спецслужбы в 1934 году уничтожили все доказательства существования концлагеря для детей — сожгли архивы, — продолжает Александр Джунь. — Тех, кто выжил в Голод, развезли по детдомам. Потом здесь была четырехклассная школа и библиотека.
О концлагере для голодающих вспомнили в 1955-м. Тогда учитель физкультуры обустроил на берегу реки тир для стрельбы из малокалиберной винтовки.
— Мы детворой выковыривали отстрелянные пули и игрались "в войну". Однажды стена тира обвалилась и посыпались кости. Образовалось глубокое отверстие в земле, в котором было большое количество детских черепов и костей. Вечером я со слезами рассказал об этом отцу. Целую ночь мы хоронили детские остатни в яме на холме, складывали несколькими слоями. Боялись заразы, поэтому надели рукавицы, которые потом выбросили. На этом месте сейчас стоит обелиск. Тогда отец сказал мне, что это — заморенные Голодом детки. И приказал молчать. О том, что здесь был детский концлагерь, я рассказал через десятки лет, когда об этом стали писать все.
2 
35413
Комментарии
1