"Каждому из преступников пытаюсь найти шанс на хотя бы частичную реабилитацию" - Юрий Андрухович

Дело не в том, что они преступники, а в том, что люди вокруг них договорились считать их преступниками. То есть две базовые проблемы, о которых я веду речь, - это, во-первых, несовершенство каждого общества, а следовательно, неадекватность его судебной системы. Во-вторых, сложность человека, отдельно взятого, со всеми уголками ее мотивации и поступков. Поэтому каждому из "преступников" я пытаюсь найти шанс на хотя бы частичную реабилитацию. А вдруг все было немного не так? А вдруг смягчающие обстоятельства? А вдруг они не просто смягчающие - они оправдательные?

Мне было очень интересно и важно проводить эти свои "внутренние расследования", сопоставлять источники, отыскивать в них противоречия. Вот эта возможность - реконструировать реальные события, чтобы найти в них новые смыслы - и привлекала меня больше всего. Что же касается "преступников", то они не так привлекали, как вызвали сочувствие. Я не преступниками бы их называл, а бедными грешниками. Какими, в конце концов, все мы так же есть.Несмотря на то, что сам я вроде и не очень религиозный, этот роман вышел таким, что на самом деле каждая из его историй - о безграничности Божьего милосердия.

Если говорить о каких-то общефилософских выводах, то, скажем, такой вывод, что все мы находимся внутри историй, которым ни конца, ни начала нет. А наши судьбы через весьма замысловатое сплетение знаков, намеков и прямых контактов неразрывно связаны с теми, кого уже якобы веками нет на этой земле. Поэтому есть надежда, что те, кто будет после нас, также будут находить эти знаки и намеки. Связанные уже с нашим существованием.

Если о выводах иного рода, например, конкретно-исторические, то я, скажем, открыл для себя, что у нас очень недооценивают тот размах зверских репрессий, который в годы Второй мировой немецкая оккупационная власть применяла против украинского националистического подполья. Именно против националистического, а не коммунистического, которого на Западе Украины фактически и не было. То есть мы сегодня больше знаем уже о преступлениях энкаведе и советской власти, чем о преступлениях нацистов. Я имею здесь в виду преступления именно против подпольщиков и вообще украинского населения.

Если бы осознание того, сколько украинской крови пролили у нас нацисты только за то, что она украинская, а также только за то, что это не просто украинская кровь - это кровь националистов, если бы это осознание у нас было таким, как надо, может быть, нынешняя пацанва не рисовала бы повсеместно все те свастики или восьмерки и не скандировала бы по футбольных матчах свое "Гитлерюгенд - есес", возможно, не скандировала бы. Ведь мы теперь до конца не знаем, кто из них там платный провокатор, и кто "агент Москвы", а просто нацик за, так сказать, "патриотическими убеждениями". Украинский национализм должен быть решительно противопоставлен нацизма. Ты или становишься под красно-черный флаг, или под гакенкройц. Только одно из двух, а не то и другое.

Здесь мне хочется приложить палец к губам и сделать так: Цс-с-с-с. Моя следующая книга еще фактически в зародыше, я только начинаю ее себе представлять. То есть она только начинает мне сниться, и очень важно в такой момент ее не разрушить, чтобы она никуда не исчезла, не ускользнула в небытие, как уже не раз случалось со многими моими ненаписанными романами.